М А Р К С

П Р О Т И В     М А Р К С А 

(расширенная версия статьи).

файл со статьей для копирования

Переход на главную страницу сайта "Статьи И.Г.Львова"

 

Отзывы о статье прошу присылать по адресу: iglvov@mail.ru

Буду рад обмену мнениями. Статья размещена на сайте 28 декабря 2004г.

 

 

И.Г. ЛЬВОВ

 

 

М А Р К С

П Р О Т И В     М А Р К С А

(популярный критический анализ основ экономической теории «Капитала» с позиций собственной логики его создателя)

----------------------------------------------------------

З А Ч Е М  Э Т О  Н У Ж Н О ?

 

Карл Маркс... Как много судеб оказались связаны в последние сто лет с этим именем. Немного найдется в истории человечества подобных ему мыслителей, оказавших такое же по истине всеобъемлющее влияние на сам ход развития земной цивилизации. Ведь практически все важнейшие события в уходящем веке так или иначе были предопределены борьбой вокруг высказанных им идей, и очень мало отыщется в конечном счете таких стран и народов, которые бы эта борьба полностью обошла стороной. Понятно поэтому, что были, есть и, наверное, всегда будут с одной стороны те, кто готов всячески превозносить Маркса, как и, напротив, считающие именно его, с другой стороны, главным виновником многих бед. Но несомненно одно - это имя никогда уже не сможет быть просто забыто и равнодушно отправлено в небытие. Чтобы лучше понять и осмыслить историю ХХ века, люди всегда будут стремиться к точной оценке его учения, чем бы это стремление ни вызывалось и что бы ему ни препятствовало.

А препятствовало, как известно, очень многое. Казалось бы, по поводу «Капитала» исписано уже столько бумаги и высказано столько как хвалебных, так и ниспровергающих слов, что сегодня добавить к этому морю информации что-нибудь новое практически невозможно. Однако на самом деле, как ни странно это звучит, ситуация такова, что настоящая работа по его осмыслению еще только начинается! Ведь с обеих сторон она в течение многих десятилетий велась в основном по принципу «все или ничего», т.е. конечные выводы очень часто носили сугубо абсолютистский характер (и по сути дела заранее были почти полностью предопределены). В одном случае (понятно, каком и почему) критический подход фактически напрочь отсутствовал, в другом же, напротив, все сводилось по существу к огульному очернению марксизма и отрицанию как его практической, так и теоретической ценности вообще. Что в равной степени не соответствовало истине и осуществлялось, разумеется, отнюдь не в научных целях. А если указанный анализ и носил все-таки иногда достаточно конструктивный характер, то в силу ряда особых причин, о которых речь пойдет ниже, он, к сожалению, не был способен выявить самую главную, коренную проблему всей марксистской концепции, без понимания которой обречены на провал любые прочие попытки ее адекватного научного осмысления. (Сколь бы многочисленные и зачастую действительно важные вопросы они не затрагивали.) В итоге в собственно экономической теории К. Маркса, составляющей квинтэссенцию «Капитала», многое так и осталось неизученным.

Но нужно ли теперь вообще возвращаться к ней? К сказанному по данному поводу в самом начале следует здесь, пожалуй, добавить еще несколько соображений, окончательно доказывающих безусловно утвердительный ответ на этот главный вопрос. Для искренних приверженцев марксизма такой ответ очевиден. К тому же для здравомыслящего большинства среди них совершенно ясно, что именно длительное некритичное догматизирование всех без исключения положений названного учения и привело к переживаемому им сегодня глубочайшему кризису. Поиски выхода из последнего вообще возможны лишь на пути обратной трансформации марксизма из канонизированной религиозной доктрины, в которую он по существу и был превращен в хорошо еще всем нам памятные времена, в развивающуюся научную систему, подлежащую тщательному и непредвзятому анализу с целью поиска и решительного исправления собственно тянущих на дно главных ошибок. Других вариантов его излечения просто не существует!

Значительно сложнее, однако, на первый взгляд, ситуация в отношении противников марксистской теории - может показаться, что им-то уж ни к чему углубляться в ее тонкости, ибо жизнь сама доказала правоту их взглядов. Но горячие головы среди упомянутых противников уже смогли сполна убедиться, что марксизм столь же неистребим, сколь и сами выражаемые им идеи социальной справедливости. Поэтому он в принципе не может быть просто отброшен - реализуема лишь его частичная корректировка с отрицанием собственно ошибочных выводов. А добиться реализации такой цели в любом случае можно только сугубо научными методами, для чего опять-таки необходимо подробное изучение самой марксистской теории.

Впрочем, среди нынешних, поумневших благодаря изучению новейших западных экономических концепций, отечественных критиков Маркса широко распространена та известная точка зрения, что ошибочен сам фундамент его учения - теория трудовой стоимости. А, следовательно, мол, нет никакого смысла анализировать и все прочие выводы, выстроенные на данном шатком фундаменте, ибо они порочны априорно! Но такой подход в целом ничем не отличается от описанного чуть выше, просто отрицающего все и вся без какого-либо теоретического обоснования, т.к. по-прежнему оставляет в силе практически все связанные с марксизмом концептуально важные вопросы. Да и сам отмеченный его главный тезис в своей основе тоже абсолютно неверен - ведь теория трудовой стоимости представляет собой на самом деле, как далее будет показано, в первую очередь всего лишь особый экономический язык, один из многих и многих равновозможных, имеющих принципиально одинаковые права на признание и уважительное к себе отношение. Да, она не свободна от целого ряда недостатков. Да, в силу этой, а также ряда других причин она является, может быть, далеко не самым совершенным способом описания тех или иных реальных экономических процессов. Но, в конце концов, суть происшедшего события нисколько не изменится, если его изложение перевести, например, с английского языка на русский (при условии предварительного введения, правда, в последний всех необходимых понятий).

Аналогично, всегда существует возможность выбора множества равноправных систем координат для описания, скажем, положения точки в пространстве. Одни из них, конечно, будут в зависимости от конкретной ситуации более удобными и наглядными, другие - менее, но все в равной степени истинными! То же самое в целом можно сказать и о различных способах трактовки разнообразных физических явлений. Очень показательный пример - хорошо всем известная эволюция взглядов на основы строения вселенной. Знаменитая геоцентрическая система Клавдия Птолемея со всеми ее вычурными эпициклами, эксцентрами, эквантом и прочими специально введенными атрибутами, призванными обеспечить «спасение явлений», отличалась, несомненно, чрезвычайной громоздкостью и трудностями проведения необходимых вычислений. Но она ведь работала, и еще как работала, более тысячи лет помогая людям совершать великие географические открытия и накапливать силы и знания для последующей научной революции, совершенной Николаем Коперником. Его гелиоцентрическая система, конечно, очень многое, в конце концов, упростила (да и то далеко не сразу, а только после основополагающих работ Иоганна Кеплера и Исаака Ньютона), сделала картину мироздания более естественной и наглядной, но ведь и собственно птолемеева система с началом координат, совмещенным с неподвижной Землей, ввиду высокой степени ее отработанности (а вот это уже очень важно!) до поры до времени была очень плодотворной.

Так и система экономических координат теории трудовой стоимости, которая в использованном Марксом варианте, подчеркнем специально, во многом эквивалентна геоцентрическому подходу, несет в себе не мало скрытых резервов. Она, во-первых, тоже достойна массы добрых слов за свои несомненные заслуги перед человечеством в прошлом (достаточно вспомнить в этой связи имена создавших, развивших и использовавших ее в том или ином виде в качестве теоретической базы для своих выдающихся трудов таких величайших экономистов всех времен, как Адам Смит, Давид Рикардо и многие другие их предшественники и ученики, составившие славу классической политической экономии домарксовского периода), а кроме того, во-вторых, может оказаться чрезвычайно полезной и в будущем. Если ее как следует отработать, то выяснится, что эти координаты, как и в целом в математике, легко поддаются различным преобразованиям, в том числе и в форму, соответствующую координатам теорий предельной полезности, предельной производительности и др. Но при этом они оказываются, в конечном счете, даже намного совершеннее последних, ибо, как мы увидим, позволяют проникнуть в самые глубинные слои экономической науки и легко найти в результате ответы на доселе так и не разрешенные ею фундаментальные вопросы!

И уж совсем очевидно, что анализируемая координатная система абсолютно незаменима при изучении собственно теории К. Маркса - недостатки последней в любом случае можно и нужно выявлять, прежде всего, как раз на авторском языке категорий трудовой стоимости, последовательно анализируя и тщательно выверяя изложенную именно на нем логику его базовых рассуждений. Ведь только упомянутые логические, а не второстепенные по своему теоретическому значению возможные языковые ошибки несут в себе, в конечном счете, зерно будущего кризиса той или иной научной концепции, и именно они должны стать, таким образом, действительным предметом поиска для заинтересованного в по-настоящему объективном анализе исследователя.

Вот, например, теория прибавочной стоимости - самое главное (хотя и, подчеркнем сразу, в корне ошибочное) звено во всей цепи марксовых экономических построений, к которому действительно в полной мере применимо известное изречение о том, что «учение о прибавочной стоимости есть краеугольный камень экономической теории Маркса»¹. (Строго говоря, сугубо научный итог многолетних трудов К. Маркса при всей широте его многогранных интересов характеризуется двумя основными вершинами - одной положительной и одной упомянутой отрицательной, о чем лучше всего сказал ближайший его друг и соратник Фридрих Энгельс: «Двумя великими открытиями - материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости - мы обязаны Марксу»²! Но с узко-экономической точки зрения прежде всего должна быть исследована, понятно, как раз названная концепция прибавочной стоимости, почему мы и уделяем теперь основное внимание именно ей). Наш автор предпринимает в "Капитале" колоссальные усилия для того, чтобы строго логически доказать правоту основных выводов названной теории. И опровергнуть последние можно только одним способом - так же строго указать на дефекты этой логики. До тех пор, пока данная задача не будет успешно решена, останутся в силе и все связанные с марксизмом проблемы, сколь бы их не игнорировали его оппоненты как якобы устаревшие.

Итак, мы постарались с максимальной степенью убедительности показать, что предлагаемый в настоящей книге критический анализ экономической теории К. Маркса равным образом абсолютно необходим как его искренним сторонникам, так и собственно серьезно относящимся к поставленным жизнью насущным вопросам противникам. Предельно ясна теперь и сама методология предстоящего исследования - оставаясь в рамках марксовой системы координат, пребывая, таким образом, в самой гуще предложенных им идей и формулировок, мы должны сосредоточить, прежде всего, основное внимание именно на логической структуре изложенной в "Капитале" теории, оценив ее, так сказать, взглядом изнутри. Для этого нам следует полностью сохранить всю использованную ее автором научную терминологию и стремиться как можно дольше не выходить за пределы соответствующих категорий трудовой стоимости. Тем самым мы получим возможность как бы заочно разговаривать с К. Марксом на его собственном научном языке (который, надеемся, еще не совсем забыли и многие отечественные читатели), уделяя все внимание лишь поиску, аргументированному анализу и последующему решительному исправлению (с изложением правильных вариантов решения) наиболее существенных по своим последствиям логических несоответствий в его политико-экономических рассуждениях. Отличающихся в целом, между прочим, исключительно высокой логической строгостью.

Вот эту строгость мы и возьмем теперь в свои главные союзники, показав в каждом конкретном случае ту или иную теоретическую ошибку как бы глазами самого Маркса. Более того - мы не только будем стремиться всегда анализировать ее именно с позиций самого нашего автора, но и, как правило, предоставим ему везде право собственноручно исправить допущенную нелогичность, лишь слегка помогая ему в этом. Ведь правильный ответ зачастую можно найти тут же, буквально на соседних страницах (иногда немного подальше), а значит, Маркс по существу получает прекрасную возможность почти полностью реабилитироваться, выступив в данной книге, так сказать, против самого себя (откуда следует и собственно ее название)!

Правда, неизбежным следствием такого принципа изложения будет очевидная необходимость постоянно прибегать к многочисленному цитированию нашего автора, что несколько негативно скажется на чисто литературной стороне предлагаемой книги. Но ведь того же, собственно говоря, требует и изначально взятая нами на вооружение строгость подхода к любому освещаемому вопросу, предполагающая, кроме всего прочего, и всегда исчерпывающе точное изложение самого подвергаемого критическому анализу конкретного научного положения (а что может точнее передать изначальную мысль автора, чем его же достаточно полно приведенное оригинальное высказывание?). А главное - читатели (в том числе и те, которые не имеют специальной подготовки) в этом случае получат прекрасную возможность без труда составить практически свое собственное мнение о взглядах Маркса на ту или иную проблему, что представляется нам исключительно важным для претендующего на строгость и одновременно широкую популярность издания. Популярным же оно является именно в силу своей обращенности абсолютно ко всем хотя бы немного интересующимся провозглашенной здесь проблематикой, для чего, кроме всего прочего, изложение мы будем стараться вести с подробным освещением истоков каждого рассматриваемого вопроса, достаточно доступным языком и с минимальным привлечением математики.

Охарактеризовав, таким образом, основные черты предлагаемой вниманию книги, обратим теперь взгляд читателей на следующее важнейшее обстоятельство, которому предстоит стать центральным пунктом большей части всего дальнейшего исследования: самым критическим моментом в марксистской экономической теории является, как вскоре будет подробно продемонстрировано, одна внешне абсолютно незначительная и потому чрезвычайно глубоко замаскированная логическая неточность, вкравшаяся в его концепцию стоимости рабочей силы.  (Точнее - перебравшаяся в нее из аналогичных концепций ведущих авторов классической эпохи вместе с заимствованными у них с пользой для дела многочисленными положительными аспектами их теорий, но здесь мы рассматриваем, прежде всего, собственно теорию К. Маркса и поэтому будем далее говорить только о ней). Оставаясь в силу своей исключительной малозаметности совершенно не понятой вплоть до настоящего времени (только такая почти неощутимая ошибка единственно и могла быть сначала пропущена самим нашим автором, а затем и на долгие годы обеспечить поразительную живучесть прошедшей огонь, воду и медные трубы, но все же глубоко дефектной в своей основе его теории прибавочной стоимости), указанная простейшая неточность повлекла за собой в итоге колоссальную цепь взаимосвязанных логических противоречий, поставивших, в конце концов, под вопрос теоретическую состоятельность всего учения в целом.

Интуитивно такая итоговая его оценка и связанное с нею понимание острой необходимости полномасштабной корректировки всегда были близки многим, так что недостатка в разнообразных попытках теоретического переосмысления марксизма никогда не ощущалось. (А в последнее время возможность тем или иным образом покритиковать Маркса, приобщившись, пусть и таким своеобразным способом, к великому, упустил разве что очень ленивый.). Но неспособность, как уже говорилось, осознать первопричину всех бед и обусловленная данным обстоятельством неизбежная поверхностность всевозможных обвинений (или, напротив, описанная излишняя их «глубина» в виде дилетантски легковесного огульного отрицания какой-либо значимости всей теории трудовой стоимости и т. п., когда вместе с водой выплескивается непосредственно и сам ребенок) неизменно приводили лишь к принципиально обратному результату. Ведь подобные плохо подготовленные атаки, даже в случае безусловной правоты их выводов по затрагиваемым ими тем же частным вопросам, только закаляли и тем самым еще больше укрепляли марксизм в целом, который, как метко подметил один его величайший последователь, обладавший к тому же тонким психологическим чутьем и незаурядной способностью к точной оценке происходящего, «после каждого «уничтожения» его официальной наукой становится все крепче, закаленнее и жизненнее»³.

По существу упомянутые кавалерийские наскоки в силу своей общей легковесности оказывали и оказывают на анализируемое учение не больше влияния, чем комариный укус на слона (как говорится, «собака лает - а караван идет»), порождая даже в глубочайших умах естественное вроде бы при подобной сверхстойкости ощущение того, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно»⁴! Но в том-то и дело, что в данном конкретном случае такое впечатление глубоко обманчиво, а сама питающая его ситуация во многом напоминает сюжет известной русской сказки про Кощея бессмертного, бессмертность которого тоже первоначально представляется с виду абсолютной. Однако, в конце концов, как и следовало ожидать, эта абсолютная неуязвимость оборачивается своей полной противоположностью, ибо нет ничего проще, чем всего лишь надломить иглу, в которой и заключена, на поверку, вся сила злодея. Истина всегда проста, но вот добраться до нее зачастую как раз очень и очень сложно - приходится иногда преодолевать многочисленные препятствия, искусственно нагроможденные на пути к ней (маскирующие описываемую ключевую марксову ошибку обстоятельства, как мы еще увидим, по своему числу, разнообразию и ухищренности нисколько не уступают соответствующим защитным приемам Кощея – «игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце» и т. д.). Именно в этом и состоит главная для нас мудрость всей названной сказки, полностью применимая и к обсуждаемой сейчас проблеме.

Таким образом, стоящая перед нами ближайшая задача теперь окончательно ясна - именно с тщательного и всестороннего изучения содержащей исходную логическую неточность марксовой концепции стоимости рабочей силы мы и должны начать свое исследование, посвятив ему собственно всю первую часть настоящей книги (а ее первую главу - демонстрации сути самой упомянутой очень простой ошибки). Подчеркнем к тому же еще раз особо, что логичность указанной концепции должна проверяться с позиций ее непосредственного теоретического базиса - теории трудовой стоимости товара в целом (и при том в строго оригинальном авторском варианте трактовки данной научной системы, почему мы и принимаем пока, в соответствии с провозглашенным ранее принципом, все основные ее положения в качестве исходного аксиоматического аппарата).

Затем, уже во второй части, основным объектом нашего критического анализа станет базирующаяся в свою очередь на итоговом ложном понимании как раз самой стоимости рабочей силы названная выше главная отрицательная теоретическая вершина марксизма - собственно теория прибавочной стоимости. Исправив перед этим первую концепцию, мы тем самым фактически лишим фиктивных корней и вторую, после чего дезавуировать последнюю уже не составит большого труда. Последовательно показав, таким образом, принципиальную ошибочность указанной вершины даже с точки зрения того исходного логического фундамента, который был использован в ходе ее возведения самим автором (т. е. именно принятого изначально за основу оригинального авторского варианта теории трудовой стоимости, без чего, повторим, нельзя будет считать окончательно преодоленной глубоко укоренившуюся иллюзию принципиальной неуязвимости марксистского учения вообще), мы получим в результате полное моральное право перейти, наконец, в последующих частях к необходимому уточнению самого названного фундамента. Что и позволит нам, творчески развивая действительно заслуживающие высочайшей оценки основные научные прозрения Маркса, дать позитивный ответ на многие открытые и по сегодняшний день научные вопросы.

  

Ч А С Т Ь 1

ТЕОРИЯ   СТОИМОСТИ   РАБОЧЕЙ   СИЛЫ

 

(и связанные с ее дефектами  открытые  вопросы в концепции трудовой стоимости товара в целом)

-----------------------------------------------------------------

Основным предметом анализа в первой части настоящей книги станут, как и отмечалось в предисловии, внутренние логические противоречия в собственных воззрениях К. Маркса по проблеме определения стоимости такого важнейшего товара, каковым является (особенно в рамках его учения о прибавочной стоимости) сама рабочая сила. А также некоторые наиболее существенные для всей концепции трудовой стоимости производные нелогичности, прямо вытекающие из неправильного разрешения указанной главной проблемы. В то же время мы не будем здесь в целом касаться таких достаточно сложных вопросов, как, например, та же теория прибавочной стоимости и лежащие в ее основе отношения собственности и распределения вообще. Главным пока является, повторим, именно марксов абстрактностоимостной подход и его непосредственное приложение к различным аспектам вторичной по отношению к нему теории стоимости рабочей силы.

ГЛАВА  ПЕРВАЯ

БУД Е М      П О С Л Е Д О В А Т Е Л Ь Н Ы М И

Именно непоследовательность самого К. Маркса, выразившаяся в нарушении им естественного требования обязательного соблюдения во всех случаях без исключения собственных же аксиом теории трудовой стоимости, и стала, как далее будет показано, основной причиной совершенной им главной ошибки при разрешении частного, вообще говоря, вопроса о трактовке стоимости такого особого товара, как рабочая сила. Поэтому очень важно коротко охарактеризовать теперь упомянутые базовые аксиомы, чтобы как раз с их позиций и оценить затем истинность интересующей нас сейчас концепции.

1) В а ж н е й ш е е      у с л о в и е

Начнем сразу с главного положения рассматриваемой теории трудовой стоимости, которое во всех учебниках марксистской политической экономии формулируется так: «Величина стоимости товара определяется количеством труда, общественно необходимого для его производства». Эта мысль в том или ином виде многократно высказывалась и самим К. Марксом. В "Капитале", например, она имеет следующую редакцию: «...Величина стоимости данной потребительной стоимости определяется... количеством труда, или количеством рабочего времени, общественно необходимого для ее изготовления»¹. И далее: «Стоимость одного товара относится к стоимости каждого другого товара, как рабочее время, необходимое для производства первого, к рабочему времени, необходимому для производства второго. Как стоимости, все товары суть лишь определенные количества застывшего рабочего времени»².

Квинтэссенция приведенного сейчас основного положения, состоящая в объявлении именно труда (в косвенной форме - рабочего времени) собственно главной (а на первый взгляд - и единственной) экономически значимой категорией, хорошо известна каждому, кто хотя бы немного знаком с азами марксистской политической экономии. Благодаря ей и вся описываемая концепция получает общее название теории трудовой стоимости (подробно о терминах см. в приложении к настоящей главе). Однако помимо этого основного аспекта все процитированные сейчас высказывания содержат и целый ряд принципиально важных, но остающихся часто в тени дополнительных, без учета которых теряет смысл и сам главный тезис. Среди последних нам хотелось бы здесь выделить один (остальные будут подробно рассмотрены в последующих главах): во всех случаях, как легко убедиться, речь идет именно о том труде, который был затрачен непосредственно в процессе «изготовления», конкретного «производства» того самого товара, стоимость которого и имеется в виду.

Этот факт обычно специально не акцентируется, так как в глазах абсолютного большинства рядовых читателей, впервые изучающих данную экономическую теорию, выглядит просто изначально аксиоматичным. В самом деле - о каком еще труде можно вообще вести с позиций здравого смысла речь применительно к определенному конкретному товару, кроме того, который сам указанный товар и произвел?! Да и специалисты тоже, будем откровенны, не очень любят затрагивать данный вопрос, хотя, как будет показано в следующей главе, и по несколько иной причине. Так что можно смело утверждать, что анализируемый сейчас первый особый аспект, во многом конкретизирующий сам главный тезис теории трудовой стоимости в приведенном выше ее исходном положении, по настоящему никогда серьезно не обсуждается.

Но теперь мы должны заявить во всеуслышание, что именно такое понимание собственно учитываемых теорией трудовых затрат единственно и наполняет ее действительно объективным содержанием! Более того - только проиллюстрированная приверженность названному подходу в подавляющем числе случаев самого К. Маркса (независимо от осознанности или просто чистой интуитивности подобного выбора) и позволила ему, не смотря ни на что, успешно развить очень многие положения своего учения. Напротив - как раз там, где он неосторожно отошел от собственноручно провозглашенного очевидного принципа, и возникла главная проблема всей созданной им научной системы. Но чтобы в полной мере проникнуть в истинную суть этой узловой проблемы, требуется предварительно осмыслить еще ряд самых общих моментов анализируемой концепции.

И в первую очередь - роль указанного понимания трудовых затрат в разрешении такого краеугольного вопроса каждой экономической теории, как взаимоувязка (и взаимопротивопоставление, то есть, в конечном счете - сопоставление между собой!) двух сторон любой целесообразной производственной деятельности: ее полезного результата и связанных с его получением неизбежных затрат. Поэтому коротко покажем далее, как именно эта важнейшая задача разрешается самим Марксом в рамках его общей диалектики так называемой потребительной стоимости товара и определенной собственно подчеркнутым сейчас способом стоимости трудовой.

Именно с определения товара как диалектического единства двух его названных факторов и начинает вообще наш автор изложение своего видения экономики в «Капитале»! «Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь,- сразу же поясняет он уже в следующем за вступительным абзаце его первого тома,- которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности. Природа этих потребностей,- порождаются ли они, например, желудком или фантазией,- ничего не изменяет в деле. Дело даже не в том, как именно удовлетворяет данная вещь человеческую потребность: непосредственно ли, как жизненное средство, т. е. как предмет потребления, или окольным путем, как средство производства.

Каждую полезную вещь,- продолжает Маркс далее,- ...можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества. Каждая такая вещь есть совокупность многих свойств и поэтому может быть полезна многими своими сторонами. Открыть эти различные стороны, а следовательно, и многообразные способы употребления вещей, есть дело исторического развития»³.

Так как способность полезной вещи удовлетворять человеческие потребности благодаря той или иной стороне своей полезности можно коротко назвать ее потребительной стоимостью (да к тому же так издревле называет ее сам основоположник европейской науки, «величайший мыслитель древности»⁴ по утверждению нашего автора, Аристотель), то именно к использованию этого термина (наряду с собственно «полезностью») и переходит далее К. Маркс для обозначения указанного первого из двух важнейших с точки зрения экономики свойств товара. Кроме того, он предлагает обозначать таким же образом и сам товар (что нашло отражение и в одном из процитированных в самом начале раздела определений), поясняя логичность подобного шага следующим рассуждением: «Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью. Но эта полезность не висит в воздухе. Обусловленная свойствами товарного тела, она не существует вне этого последнего. Поэтому товарное тело ...само есть потребительная стоимость, или благо.

Этот его характер,- переходит далее Маркс к собственно главной из интересующих нас сейчас особенностей такого параметра, как полезность,- не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительных свойств (имеется ввиду труд, затраченный в процессе производства товара, т.е. подчеркивается принципиальное различие между полезностью и пока что прямо не упоминающейся трудовой стоимостью - И.Л.). ...Потребительная стоимость осуществляется лишь в пользовании или потреблении»⁵!

Итак, как видим, наш автор специально настаивает на том, что потребительная стоимость товара является отдельным особым его параметром, характеризующим по своему функциональному назначению отнюдь не затраты (в том числе и трудовые), свойственные процессу его производства, а, напротив, отношение данного конкретного товара к совершенно иному по своей экономической сути процессу - процессу «пользования им или потребления». Добавим: к процессу, который с позиций рассматриваемого момента его реального бытия всегда еще только предстоит. А значит, оценка полезности вообще имеет смысл только в расчете на будущее применение интересующего нас объекта. Другими словами, именно будущая жизнь товара находит свое отражение в такой первой его характеристике, как собственно потребительная стоимость.

Но любой товар имеет также и конкретную историю своего возникновения, которая, как выяснилось, никак не проявляется во введенном пока показателе. А между тем его прошлая жизнь также обязательно должна характеризоваться определенным параметрами. По мнению самого К. Маркса, ясно выраженному на тех же первых страницах «Капитала», все они с экономической точки зрения сводятся ко второму важнейшему показателю, вводимому им на основе следующего умозаключения: «Если отвлечься от потребительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они - продукты труда»⁶. Именно выступая в этом новом качестве, в качестве продуктов, продуктов производства или, наконец, собственно продуктов труда, товары и получают у нашего автора названную вторую свою главную характеристику, которой как раз и является уже многократно упомянутая выше сама трудовая стоимость.

Подчеркнем к тому же еще раз специально, что само изначальное введение трудовой стоимости именно как особого параметра, получаемого в результате отвлечения от обсуждавшейся перед этим стоимости потребительной (которая, напомним, сама никак не связана с процессом труда или производства в целом), по определению устанавливает необходимость такого же отвлечения при анализе названной характеристики, в свою очередь, и от собственно характеризуемого упомянутой полезностью процесса непосредственного потребления нашего товара. И напротив - сам принцип соотнесения трудовой стоимости именно со взглядом на интересующий нас конкретный объект, как на собственно продукт, ясно показывает, что данный показатель характеризует по самой своей природе как раз фундаментальный процесс его непосредственного производства. Процесс, который явно относится уже именно к прошедшему времени, если отталкиваться опять-таки от момента реального бытия изучаемого товара. Так что на сей раз полностью справедливым будет утверждение, что именно прошлая его жизнь находит свое отражение в рассмотренной сейчас второй важнейшей экономической характеристике, которую по аналогии с введенной ранее потребительной стоимостью можно было бы просто назвать стоимостью производственной (по наименованию процессов, с которыми указанные показатели связаны).

Эти две стороны товара - его потребительная и производственная (трудовая) стоимости - и выражают в марксовой системе координат названные выше фундаментальные экономические величины: полезный результат воплотившейся в товаре соответствующей целесообразной деятельности и фактические затраты по его достижению. Будучи при этом важнейшими диалектическими противоположностями, указанные две характеристики с одной стороны постоянно противостоят друг другу, определяя в борьбе между собой сам общий итог всей упомянутой деятельности, но с другой - неизменно объединяются в том же итоге, как впрочем, и в самом товаре - этом материальном носителе всех существующих экономических величин. Таким образом, как раз с их помощью и соединяются, в конечном счете, собственно прошлое и будущее бытия нашего товара, т. е. именно в их взаимодействии и реализуются на деле абсолютно все экономические причинно-следственные связи.

Но для этого, подчеркнем теперь специально, каждый из названных двух показателей должен быть определен именно так, как было показано только что - как особая характеристика соответственно будущей и прошлой сторон жизненного цикла одного и того же объекта. И в отношении важнейшего из них (в рамках изучаемой концепции) - самой трудовой стоимости, играющей, как будет показано, особую роль в теоретических построениях нашего автора, данный результат как раз и достигается собственно отмеченным изначальным увязыванием ее именно с трудом, затраченным непосредственно в ходе конкретного производства анализируемого товара. Только благодаря этому указанные затраты приобретают упомянутый выше характер исходной причины, следствием которой и является сама произведенная при их непосредственном участии потребительная стоимость.

Ведь совершенно ясно, что причиной, с одной стороны, может быть только то, что в той или иной степени предшествует следствию, обязательно опережает его во времени (почему мы и провозгласили в отмеченной причинной цепи таковой именно затраты; можно говорить, конечно, и об обратном влиянии величины предполагаемой полезности будущего товара на собственно целесообразность специальных затрат по его производству и их оптимальный объем, но в том то и дело, что названная «предполагаемая» полезность есть по своей сути лишь мысленно предвосхищаемый результат, идеальная цель, материальную основу которой составляет опять же вполне реально существующий на момент начала производства весь накопленный в прошлом опыт, позволяющий с большей или меньшей степенью успеха прогнозировать будущее и влиять на его ожидаемые параметры; именно он выступает, таким образом, действительной причиной самого производства, а уж оно, в свою очередь, является таковой по отношению к будущему результату, что и выражает отмеченная выше причинная связь двух главных характеристик товара, в которой, как и должно быть, причина обязательно предшествует следствию).

Но, с другой стороны, причина должна не просто опережать следствие - она должна быть еще и причиной по существу, т. е. прямо предопределять получаемый результат («после того», как известно, само по себе вовсе не означает «вследствие того», и игнорирование данного очевидного правила тоже может привести к грубой логической ошибке). Отсюда как раз и следует, что интересующая нас сейчас причинно-следственная связь между воплощенными в показателе трудовой стоимости товара производственными затратами и, напротив, выражающей собственно полученный результат его потребительной стоимостью только тогда и приобретает по-настоящему объективную основу, когда первая из упомянутых характеристик определяется не просто тем трудом, который уже осуществлен к рассматриваемому моменту реального бытия нашего товара (это исходное требование является абсолютно необходимым, но в целом не достаточным), а, как ни тривиально прозвучит данный вывод, трудом, который сам указанный товар и произвел! (Если кому-то показалось, что мы сейчас ломимся в открытую дверь, т. е. с умным видом изрекаем совершенно очевидные истины, значит, наши усилия не пропали даром - тем легче будет понять материал, излагаемый в последующих разделах).

Итак, подведем определенный итог ранее сказанному, сам принцип причинности требует от экономической теории, чтобы две названные сейчас базовые характеристики товара - его производственная (трудовая) и потребительная стоимости - с целью сохранения своей объективности были, с одной стороны, обязательно соединены, так сказать, материально (т. е. связаны между собой единством характеризуемого ими товара), но, с другой стороны, разделены во времени (первая должна быть обращена в прошлое с точки зрения момента его реального существования, а вторая - в будущее). Только благодаря данному фундаментальному правилу с их помощью и удается, как уже говорилось, диалектически соединить сами прошлое и будущее бытия нашего товара, т.е. именно в их взаимодействии раскрыть, в конечном счете, все экономические причинно-следственные связи! И решающую роль в реализации этого правила собственно в марксовой экономической теории играет,  повторим в очередной раз, как раз сам принятый им на основе простого здравого смысла изначальный способ трактовки трудовой стоимости именно как стоимости производственной, т.е. связанной напрямую с процессом непосредственного производства интересующего нас конкретного товара.

Подробнее вопрос о непосредственном механизме взаимоувязки производственной и потребительной стоимостей в рамках экономической концепции К. Маркса частично рассмотрен в специальном приложении к данной первой главе нашей книги, которое по существу представляет собой расширенный вариант ее настоящего вводного раздела. Там же, как отмечалось, даны и необходимые пояснения относительно конкретного смысла многих из употребляемых терминов. Поэтому здесь мы не будем больше задерживать внимание читателей на указанной общей проблематике, чтобы не отвлекать его от излагаемой сейчас основной темы. Остановимся лишь кратко на главном конечном выводе из приведенного в приложении материала, раскрывающем истинный смысл собственно центральной для всей марксовой теории категории стоимости в целом.

Эта категория, иллюстрирующая как раз сам примененный нашим автором способ упомянутой взаимоувязки двух важнейших экономических характеристик, представляет собой в первую очередь просто ту же трудовую стоимость (далее мы будем использовать данные термины как полные синонимы), т. е. является по существу несколько сокращенным названием опять же просто затраченного на производство рассматриваемого товара труда. Но при этом К. Маркс особо подчеркивает, что браться в расчет указанные затраты должны только в той мере, в какой они соответствуют собственно полезности упомянутого товара и, как следствие, самого создавшего его труда. Благодаря чему последний и приобретает специфический характер «общественно необходимого», особо подчеркнутый в приведенных в начале раздела определениях .

Другими словами, внешне играющие единолично решающую роль в рамках анализируемой концепции затраты труда по производству изучаемого товара, образующие его стоимость, на самом деле должны оцениваться по мысли ее автора только через призму отодвинутой на словах вроде бы на  задний план полезности, т. е. учитываться именно в отмеченной неразрывной взаимосвязи с другим важнейшим его фактором - потребительной стоимостью. И если по каким-либо причинам, акцентируем этот момент специально, указанная взаимосвязь оборвется, выпадет из теоретического анализа, окажется вне поля зрения исследователя, то разрушится вся логическая конструкция марксовой теории трудовой стоимости, последняя превратится в лишенную практического смысла сугубо искусственную концепцию.

Но в том-то и дело, обращаем внимание читателей еще и еще раз, что одним из основных условий сохранения названной взаимосвязи трудовой стоимости рассматриваемого продукта с его же полезностью является, прежде всего, именно правильная трактовка указанных параметров как особых характеристик соответственно прошлой и будущей сторон его единого, сугубо целостного бытия. А для этого в первую очередь сама категория трудовой стоимости должна быть определена именно так, как это сделал наш автор в процитированных выше высказываниях - количеством труда, затраченного на непосредственное производство анализируемого товара. В случае же нарушения данного важнейшего требования возникает масса всевозможных коллизий, разрушающих как упомянутую связь, так и теорию в целом, с чем нам придется сталкиваться неоднократно в ходе всего предстоящего исследования. И в первый раз - уже непосредственно в следующих разделах настоящей главы. Остается лишь повторить, что К. Маркс выдержал все-таки данное решающее условие в подавляющем большинстве случаев.

Таковы вкратце все необходимые нам для ближайшего анализа основные аксиомы экономической теории К. Маркса, сформулированные им самим главным образом в первом параграфе первой главы первого тома «Капитала». Посмотрим теперь, как выглядят в их свете общие выводы его же теории стоимости рабочей силы, для чего обратимся на сей раз к третьему параграфу четвертой главы того же тома.

2)  С т р а н н а я     л о г и к а

«Под рабочей силой, или способностью к труду,- отмечает наш автор, начиная изложение интересующей нас темы в указанной главе «Капитала»,- мы понимаем совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека, и которые пускаются им в ход всякий раз, когда он производит какие-либо потребительные стоимости»⁷. Дав такое вполне исчерпывающее определение, он затем прямо постулирует и стоящую перед ним конкретную задачу: «Этот своеобразный товар, рабочая сила, подлежит теперь нашему ближайшему рассмотрению. Подобно всем другим товарам он обладает стоимостью. Чем определяется последняя?»⁸.

Последний вопрос нам теперь хорошо понятен и сам по себе вроде бы не может вызвать особых затруднений. Ведь каким бы «своеобразным» не был на самом деле тот или иной конкретный товар, он в любом случае должен подчиняться уже единожды сформулированным общим экономическим законам! И потому в рамках принятой Марксом особой концепции стоимость рабочей силы, «подобно всем другим товарам», должна определяться все тем же многократно декларированным «количеством труда, общественно необходимого для ее производства». Правда, может возникнуть некоторая проблема с определением самого понятия производства рабочей силы, но она представляет собой уже совершенно другой вопрос, подлежащий отдельному рассмотрению, и в первом приближении легко разрешается (пока без доказательств) при помощи, например, следующего умозаключения: «...Живой индивидуум нуждается в известной сумме жизненных средств. Таким образом, рабочее время, необходимое для производства рабочей силы, сводится к рабочему времени, необходимому для производства этих жизненных средств, или стоимость рабочей силы есть стоимость жизненных средств...»⁹.

Казалось бы - все, тема исчерпана! Остается подвести необходимый итог в виде констатации теперь уже просто аксиоматичной мысли о том, что «поскольку рабочая сила - стоимость, в ней самой представлено лишь определенное количество овеществленного общественного... труда»¹⁰, и исходный вопрос можно считать закрытым полностью и окончательно. Но сам К. Маркс, к нашему глубокому сожалению, таким абсолютно естественным решением поставленной им здесь перед собой в общем-то предельно простой задачи (если решена уже проблема стоимости в целом!) отнюдь не удовлетворяется. Ибо преследуемая им главная цель, как сейчас будет показано, состоит как раз совсем в другом итоговом выводе - иначе вообще не стоило бы заводить сам отдельный разговор о стоимости именно названного конкретного товара.

Нет, ничего прямо противоречащего только что полученному общему результату он вроде бы вовсе не утверждает. Но будучи в главном безусловным сторонником приведенной выше тривиальной логики (ибо необходимость распространения на отдельное уже провозглашенных ранее для общего фундаментальных принципов очевидна), наш автор считает тем не менее необходимым уточнить особо некоторые частности. Последствия же такого уточнения и оказались прологом как раз к той самой решающей ошибке, о которой мы  говорили в предисловии.

Само по себе желание теоретически углубить тот или иной вопрос вовсе не является, понятно, сколько-нибудь противоречащим общим целям научного исследования, и во многих случаях действительно оправдано. «Но ведь дорога в ад вымощена благими намерениями»¹¹,- замечает чуть далее в том же «Капитале» сам К. Маркс, и в данном случае это в полной мере относится как раз к рассматриваемым сейчас его собственным научным построениям, в которых за частностями оказалась вдруг ненароком утраченной сама главная идея. Она, конечно, не была отвергнута открыто (такого бы наш автор просто не допустил), что создало видимость внутренней целостности всей теории. Но фактически превратилась лишь в пустую ширму, прикрываясь которой верх под флагом строгой логики взяла в действительности прямая нелогичность, глубоко проникшая затем, как уже говорилось ранее, и во многие дальнейшие разделы анализируемого учения. Но в первый раз мы сталкиваемся в «Капитале» с данной ключевой для понимания всех проблем марксизма нелогичностью именно в том самом исходном определении  стоимости рабочей силы, с которого К. Маркс и начинает изложение своего собственного взгляда на суть этой важнейшей категории.

«Стоимость рабочей силы, как и всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства»,- пишет он в первой половине указанного определения, следуя пока строго в русле своего изначального общего подхода к трактовке категории стоимости в целом, ясно выраженного, как мы видели, еще в самом первом параграфе «Капитала»». Но затем вдруг совершенно неожиданно добавляет: «А СЛЕДОВАТЕЛЬНО, и ВОСПРОИЗВОДСТВА этого специфического предмета торговли»¹²!

Итак, как видим, трудовая стоимость может, оказывается, теоретически связываться в принципе не только с казавшимся многим до сих пор почти тривиальным процессом производства! И наши неоднократные подчеркивания необходимости соблюдения данного важнейшего правила вовсе не были, как, должно быть, многим казалось, заурядной попыткой доказать очевидное. Рядом с производством, как теперь выясняется, на правах его своеобразного эквивалента в формуле для трудовой стоимости иногда появляется и нечто совсем другое, а именно - воспроизводство. И появляется, обратите внимание, не просто так, а с претензией опять-таки на этакую самоочевидность, подчеркиваемую специальным логическим оборотом «а следовательно». Но попробуйте-ка теперь вразумительно ответить на следующий самый простой и естественный в данной ситуации вопрос: а почему, из чего, собственно, «следовательно»? И сами убедитесь, что сделать это в рассматриваемом случае невозможно!

По крайней мере, из всего многостраничного текста собственно первого тома «Капитала», предшествующего данным, повергшим нас с вами в крайнее замешательство заключительным словам из процитированного определения стоимости рабочей силы, содержащаяся в них мысль абсолютно не «следует»! В чем очень легко убедиться, либо просто изучив упомянутый текст, либо приняв во внимание тот о многом говорящий факт, что даже сам термин «воспроизводство» употреблен здесь Марксом всего лишь во второй раз за все предыдущие сто с лишним страниц насыщенного изложения. А в контексте разговора о стоимости - вообще впервые! Какая же тут может быть логика?

Впрочем, признаемся откровенно, что прозвучавшее сейчас утверждение о замешательстве, якобы охватывающем читателей при первом знакомстве с обсуждаемым труднообъяснимым марксовым пассажем, является, мягко говоря, сильным преувеличением. На самом же деле, как правило, все обстоит в точности до наоборот - порождаемый им отмеченный очевидный вопрос практически вообще ни у кого не возникает! Для подавляющего числа людей, впервые читающих «Капитал» (или, скажем, учебник марксистской политической экономии), решающее значение для объяснения такой их реакции имеет тот факт, что сама по себе связь стоимости с трудом, пронизывающая все марксово учение, в приведенном определении стоимости рабочей силы отнюдь не нарушается. А уж с каким именно трудом - это на первый взгляд и не суть важно. Подобного вопроса для начинающих в большинстве случаев просто не существует. И поэтому упоминание воспроизводства в контексте вопроса о трудовой стоимости воспринимается ими столь же естественно, как и собственно производства. Никакой принципиальной разницы между указанными понятиями в свете обсуждаемой здесь проблематики названная группа лиц вообще не ощущает, а многие просто затрудняются точно определить даже сам смысл понятия «воспроизводство», считая его этаким хитроумным синонимом ранее использовавшегося основного термина.

У тех же, кто все-таки сумел уловить разницу между названными понятиями, едва зародившиеся ростки сомнения (если таковые вообще возникают) в правомочности замены одного другим в формуле для собственно трудовой стоимости мгновенно умерщвляются тем неотразимо действующим непосредственно на подсознание обстоятельством, что Маркс (а за ним и учебник) сразу же начинает наполнять несколько абстрактно звучащее словечко «воспроизводство» вполне понятным конкретным житейским содержанием. (Красноречиво доказывая, например, что человеку совершенно необходимо ежедневно расходовать определенные жизненные средства на сохранение как своей собственной жизни, так и жизни всего человеческого рода - путем рождения детей и их соответствующего обеспечения, о чем подробно будет говориться в нашей третьей главе.)

И хотя полная очевидность правоты всех подобных утверждений (как и собственно безусловной объективности самого процесса воспроизводства в целом) ровным счетом ничего не доказывает в отношении главного рассматриваемого в данном месте вопроса о способе трактовки такой особой экономической характеристики рабочей силы или любого другого товара вообще, как собственно трудовая стоимость, видимая логичность общих марксовых рассуждений о воспроизводстве невольно воспринималась и продолжает восприниматься большинством неискушенных читателей как прямое доказательство такой же логичности и собственно включения воспроизводства в определение стоимости рассматриваемого важнейшего товара. (В формальной логике такая ситуация называется подменой тезиса, ибо, скажем, сам безусловно объективный факт существования того или иного явления, к примеру, наступления в определенные день и час солнечного затмения, часто обыгрываемый в приключенческих книгах и фильмах о туземцах и т. д., вовсе не доказывает истинности предполагаемой его конкретной причины, в нашем примере - чудодейственной силы якобы вызвавшего упомянутое затмение человека, просто обладавшего на самом деле необходимыми знаниями о расчетном времени его появления.)

Но описанный достаточно примитивный взгляд, повторим, характерен только для впервые знакомящихся с марксистской теорией - в нем никак нельзя заподозрить ни глубоко изучивших ее специалистов, ни уж, тем более, самого нашего автора! Так чем же тогда оправдывают неожиданное обращение к воспроизводству именно они? Как ни странно прозвучит наше следующее заявление, но главные аргументы в пользу такого шага первых и второго не имеют между собой абсолютно ничего общего. Они различны принципиально и поэтому требуют самостоятельного рассмотрения каждых из них в отдельности, чему и будут посвящены соответственно вся следующая глава (современное состояние вопроса) и особый четвертый раздел настоящей (авторская позиция). Но несколько чисто предварительных соображений по данному поводу мы можем высказать уже непосредственно сейчас.

Что касается самого Маркса, то обладая, как уже говорилось, врожденным чувством логики, он не мог, конечно же, не почувствовать явного ее нарушения в своих собственных заключительных словах из исходного определения стоимости рабочей силы. («Он обладает достаточно сильным логическим инстинктом, чтобы не почувствовать этого»¹³,- эта фраза, произнесенная нашим автором во втором томе «Капитала» в отношении Рикардо, в полной мере применима здесь к нему самому!) Но, с другой стороны, не мог и отказаться от этих слов, ибо, во-первых, таков был традиционный взгляд именно на данный товар у подавляющего большинства его великих предшественников (подробнее об этом в той же третьей главе), а кроме того, во-вторых, и это, конечно, главное, подобная их точка зрения как нельзя больше устраивала и его самого, представляя собой, как мы позже увидим, ключевое звено в цепи всех дальнейших его специальных теоретических построений. И поэтому К. Маркс, оказавшись в описанном двусмысленном положении, был принужден искать некий третий путь, позволяющий, так или иначе, примирить чувство логики c необходимостью обращения в рамках вопроса о стоимости рабочей силы именно к воспроизводству.

В том числе он практически сразу же предпринял энергичную попытку разрядить ситуацию при помощи особой цепочки логических рассуждений, следующей в «Капитале» фактически непосредственно за обсуждаемой сейчас дефиницией. Другой вопрос - насколько указанная попытка ему удалась, но уже одно то, что она имела место, является ярким свидетельством сложной внутренней борьбы в его душе, порожденной как раз проиллюстрированной логической неподкрепленностью предпринятого поворота от производства к воспроизводству в трактовке категории стоимости. Легко уязвимого, как теперь видно, даже с собственной авторской точки зрения.

Но странное дело - то, что существенно смущало автора, нисколько не беспокоит сегодня его последователей. Более того - они склонны не только не замечать в обсуждаемых здесь его сакраментальных словах явной подмены понятий, но и, напротив, вообще готовы предпочесть именно воспроизводственную трактовку категории трудовой стоимости не только для рабочей силы, но и для всех товаров в целом, отказавшись, таким образом, от собственной базовой аксиоматики К. Маркса. Почему - это достаточно сложный и, главное, большой по объему вопрос, рассмотрению которого будет посвящена поэтому, как уже говорилось, отдельно вся следующая глава. Не имея здесь возможности, однако, глубоко анализировать сами причины, которые побуждают названных последователей отдавать предпочтение, в конечном счете, именно воспроизводству, мы все же задержим еще на некоторое время внимание читателей на данной чрезвычайно важной проблеме и коротко покажем в следующем специальном разделе принципиальную ошибочность собственно указанного их главного вывода. Изначальная порочность которого лучше всего может быть понята именно на основе неоднократно демонстрировавшейся в первом разделе и потому хорошо знакомой нам теперь логики причинно-следственной взаимосвязи трудовой и потребительной стоимостей!

3)  В о с п р о и з в о д с т в о      к а к      о н о      е с т ь                                      

Начнем во избежание недопонимания принципиальности существующих между обсуждаемыми сейчас главными понятиями различий с терминологии. Существительные «производство» и «воспроизводство» имеют в русском языке опять же (имеется ввиду общий терминологический анализ в приложении к настоящей главе, которое мы настоятельно рекомендуем изучить перед прочтением настоящего раздела) несколько основных значений. И среди них такие сугубо специальные, как соответственно «общественный процесс создания материальных благ»¹⁴ и «непрерывно возобновляющийся в последовательно сменяющихся стадиях процесс общественного производства»¹⁵, которые и применяются наиболее часто при освещении собственно узко экономической проблематики. Но сейчас нас интересуют не они, а чисто обиходные и потому гораздо более широко используемые, хорошо понятные всем значения указанных терминов, легко демонстрирующие разницу между «производством», как «изготовлением, выработкой, созданием какой-нибудь продукции; работой по НЕПОСРЕДСТВЕННОМУ ИЗГОТОВЛЕНИЮ продукции»¹⁶, и совершенно иной задачей «воспроизвести» этот же объект, т. е. «произвести ВНОВЬ, возобновить, повторить в копии, воссоздать»¹⁷.

При сравнении последних определений даже невооруженным глазом видно, что воспроизводство представляет собой в действительности нечто принципиально иное, нежели просто предельно широко понимаемый элементарный процесс «изготовления» чего-нибудь, и состоит на самом деле в решении гораздо более узкой по своей смысловой нагрузке специфической задачи именно «воссоздания» обсуждаемого объекта. Т. е. «возобновления» тем или иным способом его прежнего существования на неизменном или пусть даже слегка измененном уровне, обязательно обеспечивающем, однако, определенную преемственность в его целостном бытии. Эта преемственность может быть реализована либо тем наиболее простым способом, что речь вообще идет лишь о различных состояниях одного и того же объекта (например, периодический ремонт здания позволяет поддерживать его в нормальном состоянии и тем самым обеспечивать перманентное воспроизводство свойственных ему полезных качеств, сохраняя, однако, неизменным само здание как таковое), либо именно «повторением в копии», когда место выбывающего из строя старого занимает действительно специально произведенный совершенно новый объект, но опять-таки похожий в чем-то на исходный (постройка нового здания на месте снесенного устаревшего или, напротив, в совершенно другом районе, но для выполнения им тех же самых функций и пр.).

Оба эти способа упоминались, в том числе, и при краткой характеристике в предыдущем разделе общих рассуждений Маркса о воспроизводстве человека и его рабочей силы, когда речь шла о необходимости сохранения как собственной жизни каждого отдельно взятого рабочего, так и жизни всего класса рабочих в целом - путем подготовки достойной новой смены выбывающим из строя по возрасту поколениям. Так что суть процесса воспроизводства и способы его реализации являются принципиально одними и теми же независимо от того, имеем ли мы дело с неодушевленными или, напротив, как раз одушевленными предметами. В любом случае, повторим, воспроизводство изначально представляет собой нечто гораздо более сложное, чем просто производство, а именно - своеобразное комплексное понятие, состоящее, в конечном счете, в поддержании тем или иным способом определенного статус-кво.

К тому же важно еще раз подчеркнуть для ясности, что здесь нас интересуют не производство или воспроизводство в первом специальном варианте трактовки данных понятий (как особых общественных процессов), а просто самые что ни на есть тривиальные акты создания или, напротив, воссоздания чего-либо предельно определенного. Мы особо обращаем на это внимание именно профессиональных экономистов, т. к. для них свойственно как раз не замечать принципиальной разницы между двумя названными вариантами использования одних и тех же слов, привычно воспринимая все через призму сугубо специальных представлений о производстве как неком абстрактно-обезличенном экономическом процессе и воспроизводстве как способе обеспечения его непрерывности (т. е. как о воспроизводстве того же производства). Но сейчас, повторим, важно понимание как раз того, что в свете интересующей нас проблематики имеет смысл говорить только о производстве или воспроизводстве того или иного конкретного объекта - лишь при таком ничем не затуманенном взгляде становится совершенно ясно, что любое воспроизводство чего-нибудь всегда является одновременно и производством чего-то другого. Именно другого, а не того же самого, что собственно воспроизводится! Соответственно и труд, затраченный на воспроизводство первого из названных объектов, одновременно является и трудом по производству второго. Но трудовую стоимость какого же из них он в таком случае должен определять?

Для правильного ответа на данный основной для нас сейчас вопрос необходимо, прежде всего, выяснить, с потребительной стоимостью какого из названных двух участвующих в анализе благ указанный труд вообще может быть при этом связан непосредственной причинно-следственной связью. Ведь, как следует из приведенных в приложении слов самого К. Маркса, стоимостеобразующая способность труда должна обязательно соотноситься именно с полезностью рассматриваемой вещи – «если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости»! Но влиять труд может только на полезность той вещи, на которую он действительно «затрачен», т. е. в непосредственном создании которой он на самом деле принимал участие! Другими словами, той, трудом по производству которой он, в конечном счете, и являлся. И напротив - с полезностью воспроизводимого им объекта он никак связан быть не может, ибо при этом принципиально не могут быть соблюдены как раз те исходные критерии, которые, как было показано в первом разделе, и определяют саму возможность любой причинно-следственной связи в целом. Докажем теперь эти фундаментальные выводы  более строго.

В первом варианте понимания воспроизводства воспроизводимый и одновременно производимый тем же самым трудом объекты разделены между собой только временем, и линией такого раздела является, понятно, как раз сам момент анализируемого труда. До него существует только старый (с позиций упомянутого момента) объект, подлежащий собственно воспроизводству, после него - уже принципиально новый, о непосредственном производстве которого как раз и нужно говорить в данном контексте. Отремонтированное здание может и должно рассматриваться именно как вновь произведенное здание, произведенное в данном случае тем самым трудом, который был затрачен на его ремонт. И для которого старое, существовавшее до указанного ремонта, частично износившееся здание является лишь подлежащим соответствующей обработке сырым материалом. Но одновременно, повторим, можно и нужно квалифицировать тот же самый труд и как труд по воспроизводству названного износившегося здания. И само различие между этими производимым и соответственно воспроизводимым объектами, подчеркнем еще раз, лежит именно во временной плоскости - они отделены друг от друга тем самым промежутком времени, в течение которого осуществлялся рассматриваемый труд.

Отсюда следует, что по отношению к самому упомянутому процессу труда (речь идет о том же ремонте), как теперь абсолютно ясно, воспроизводимый им объект всегда находится в прошлом, а производимый - в будущем. Но это как раз и означает, что он может рассматриваться как причина только для последнего и, напротив, принципиально не может иметь своим следствием существовавшую еще до его начала потребительную стоимость собственно исходного здания, воспроизводство которого и осуществляется с его помощью. Ведь причина, напомним, согласно первому фундаментальному критерию объективности любой причинно-следственной связи должна обязательно опережать следствие, предшествовать ему во времени. В отношении же воспроизводимого объекта это требование в рассматриваемом первом варианте воспроизводства как раз принципиально не может быть выполнено: если говорить о труде, который сколько-нибудь предшествовал появлению того же старого здания и тем самым был способен выступить причиной свойственной ему конкретной потребительной стоимости, то он по определению должен быть квалифицирован (если указанная причинная связь действительно существовала) как непосредственно производящий указанное старое здание труд и потому вообще не будет иметь какого-либо отношения к вопросу о его же воспроизводстве; действительно же реализующий этот процесс труд, как теперь окончательно ясно, по определению относится именно к будущему бытию подлежащей воспроизводству вещи и потому на сей раз никак не может выступать уже именно самой причиной ее потребительной стоимости.

Последний вывод, посмотрим теперь на вопрос с другой его стороны, полностью сохраняет свою силу и при втором возможном способе реализации задачи воспроизводства (новое здание приходит на смену окончательно потерявшему способность выполнять соответствующие функции старому, о воспроизводстве которого и идет речь), хотя приводящая к нему логика выглядит здесь несколько иначе. Само воспроизводство и в данном случае по-прежнему выступает, так сказать, в двух лицах, ибо воспроизводство старого здания одновременно является также и производством нового, но теперь уже игравший ранее решающую роль временной аспект отходит при анализе возникающих при этом коллизий в целом на задний план. Ведь основное различие между воспроизводимым и одновременно производимым тем же самым трудом принципиально разными объектами лежит на сей раз  в сугубо материальной плоскости - они по условию являются разными материальными телами! А это значит, что установить тот конкретный объект, с потребительной стоимостью которого рассматриваемый труд имеет непосредственную взаимосвязь, в данном случае совсем просто - это тот из названных двух предметов, к которому он был непосредственно приложен.

Но приложен он может быть при данном втором способе воспроизводства, понятно, только к собственно новому зданию, иначе бы мы имели дело, напротив, с уже рассмотренным первым способом. А следовательно, именно его трудовую стоимость он единственно только и может определять! И так как это новое здание является по отношению к анализируемому труду именно производимым им объектом, то получается, что названная категория опять-таки напрямую оказывается связанной все с тем же фундаментальным процессом производства. Мы неизбежно вновь приходим к тому, с чего и начинали!

Что же касается собственно интересующего нас сейчас в первую очередь самого воспроизводимого старого здания, то его трудовая стоимость, напротив, как раз никак не может быть определена рассматриваемым трудом по его воспроизводству, ибо последний принципиально не может быть причиной самой заключенной в этом здании потребительной стоимости, к величине которой он, понятно, не имеет ровным счетом никакого отношения. И объяснением данному очевидному факту может и должен служить на этот раз уже именно второй из двух названных нами в первом разделе основных критериев объективности любой причинно-следственной связи, требующий, чтобы причина самым непосредственным образом коррелировала со следствием, т. е. была связана с ним по существу. Но как раз этого-то в отношениях между рассматриваемым трудом и собственно воспроизводимым им объектом в данном случае совершенно не наблюдается!

Итак, причинно-следственная связь между трудом по воспроизводству какого-либо объекта и заключенной именно в нем же (а не во вновь производимом новом объекте!) конкретной потребительной стоимостью принципиально невозможна при любом способе реализации названного специфического процесса. А это означает, как уже говорилось, что и трудовая его стоимость никак не может быть связана с этим трудом, т. е. определена именно затратами на его воспроизводство. Если же таковой шаг будет все-таки предпринят, то данная важнейшая категория просто-напросто лишится всякой объективной основы и окажется неспособной адекватно отражать те базовые экономические закономерности, реализация которых как раз и осуществляется благодаря отмеченным причинно-следственным связям. Другими словами, будут подорваны коренные основания самой содержащей указанную ошибку теории, вследствие чего она потеряет всякое право претендовать на звание объективной.

Для понимания последнего обстоятельства особенно существенно, что сами рассуждения о воспроизводстве требуют включения в анализ уже не одного, как в случае элементарного производства, а сразу двух принципиально разных предметов. Причем речь при этом всегда идет о процессе труда, производящем вовсе не тот продукт, трудовая стоимость которого нас действительно интересует, ибо воспроизводство по самой своей сути  всегда есть новое производство нового товара! Распадается при этом и собственно связь времен, ибо из экономического анализа неизбежно выпадает прошлая жизнь интересующего нас объекта. Этот важнейший момент, между прочим, в полной мере ощущал и сам К. Маркс, неоднократно подчеркивавший в своих работах, что заключенный в товаре труд, определяющий его трудовую стоимость, всегда есть именно труд прошлый! Принципиально решающее значение названного обстоятельства особенно ярко проявилось у него при разрешении такого особо важного для теории трудовой стоимости вопроса, как внутренняя структуризация самой этой категории, где только указанный взгляд на определяющий трудовую стоимость труд, как однозначно прошлый, и позволил нашему автору успешно раскрыть сам базовый принцип упомянутой структуризации - деление образующего эту стоимость труда именно по временному признаку на живой и собственно «прошлый». А по сути - на особые структурные единицы, различающиеся между собой просто разной степенью своей удаленности все в то же неизменное прошлое!

И напротив - как раз там, где у него возобладал рассматриваемый сейчас иррациональный воспроизводственный подход к определению трудовой стоимости, связывающий ее преимущественно с будущим по своей сути трудом - в отношении трудовой стоимости собственно рабочей силы, о подобной структуре уже не могло быть и речи! Ее место неизбежно заняла некая совершенно иная, глубоко эклектичная, в конечном счете, структура, не имеющая абсолютно никакого отношения к основополагающей градации составляющих ее отдельных единиц по упомянутому временному признаку. (Рассмотрению данного вопроса, принципиально важного для основной темы проводимого в настоящей первой части исследования, будет почти целиком посвящена вся ее третья глава, и потому мы не будем здесь на нем далее подробно останавливаться.) А сама стоимость рабочей силы превратилась в итоге в этакое аморфное образование, величина которого уже по определению не могла быть строго рассчитана. (Как это имело место в отношении всех прочих товаров, где глубоко объективная структуризация их трудовой стоимости позволяла точно вычислить количество овеществленного в них труда - речь идет, разумеется, не о практических расчетах, а о полной определенности в сугубо теоретическом представлении той или иной величины.) Другими словами, стоимость рабочей силы неизбежно приобрела характер почти произвольно декларируемой характеристики, количественный размер которой можно было провозгласить большим или меньшим по сути дела просто по своему усмотрению!

Сам К. Маркс глубокомысленно объяснял данный удивительный факт, который он, подчеркнем, полностью осознавал, тем неожиданным обстоятельством, что «В ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ ДРУГИМ ТОВАРАМ определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент»¹⁸. И, видимо, был убежден, что подобный аргумент вполне самодостаточен для оправдания упомянутой произвольности, с которой он уже только затем пытался сладить при помощи непосредственно следующего в «Капитале» за только что процитированным  не менее странного довода, почти полностью воспроизводящего, как мы еще увидим, аналогичные трудно поддающиеся осмыслению слова некоторых его предшественников: «Однако для определенной страны и для определенного периода объем и состав необходимых для рабочего жизненных средств в среднем есть величина данная»¹⁹!

Но ведь совершенно очевидно, что упомянутый «исторический и моральный элемент» в абсолютно равной степени сказывается на трудовой стоимости - как, впрочем, и всех других экономических характеристиках в целом - любого товара вообще! Ведь товары производятся людьми и для людей, и при том всегда в строго определенных исторических условиях, что, однако, ничуть не мешает им, не смотря на связанные с отмеченными обстоятельствами неизбежные моральный и исторический аспекты, иметь вполне конкретные значения всех указанных параметров! Так что уникальная произвольность в марксовой теории именно  трудовой стоимости рабочей силы принципиально не может быть объяснена собственно самим названным особым «элементом», свойственным ей якобы принципиально «в противоположность другим товарам».

И напротив - само подчеркивание здесь Марксом очевидного противопоставления им рабочей силы всем «другим товарам» (причем именно по способу «определения стоимости», хотя всего лишь страницу назад, непосредственно в том самом исходном определении стоимости этого важнейшего товара, в котором и появилось впервые на свет не весть откуда взявшееся воспроизводство, он прямо настаивал на совершенно ином, особо декларируя, что трактовка указанной характеристики изначально обязана быть точно такой же, «как и у всякого другого товара») должно было бы прямо заставить всех серьезно мыслящих людей глубоко задуматься: не в этом ли противопоставлении скрыт настоящий ключ к пониманию истинных причин  явно не совместимой со строгим научным подходом указанной произвольности? Ведь пороки очень многих экономических теорий, как учит многовековая история развития политической экономии, были изначально связаны как раз с тем, что некоторые товары в них противопоставлялись всем прочим по тем или другим экономическим признакам. Достаточно вспомнить в этой связи, например, меркантилизм и физиократическое учение, раскритикованные, между прочим, самим Марксом именно за необоснованное выпячивание в них якобы уникальной роли одного из многих товаров - соответственно денежного материала и продуктов сельского хозяйства. Но ведь практически то же самое можно сказать в данной связи, что давно уже очевидно многим, и о роли рабочей силы в его собственной теории!

Однако самого по себе понимания очевидности последнего обстоятельства, конечно же, еще явно недостаточно. Вся трудность как раз и состоит в выявлении того исходного звена в длинной цепи взаимосвязанных логических выводов, с которого и берет начало указанное противопоставление, ибо само это звено, как уже говорилось, чрезвычайно глубоко замаскировано у нашего автора многими последующими наслоениями из непосредственно соприкасающихся с ним второстепенных слоев теории. И распутать причудливо переплетающиеся между собой нелогичности в каждом из названных внешних слоев намного сложнее, чем просто осознать исходную порочность собственно отмеченного противопоставления (а также понять суть самой достаточно простой главной ошибки, когда она уже будет, наконец, выявлена). Именно поэтому нам и предстоит еще весьма длительный путь к точному пониманию многих аспектов марксизма.  Но уже здесь мы можем теперь, после проведенного в настоящем разделе краткого анализа, вполне определенно заявить, что тем исходным пунктом, с которого и берет начало итоговое противопоставление в теории нашего автора рабочей силы всем прочим товарам (ведущее, в том числе, и собственно к отмеченной неизбежной произвольности величины ее трудовой стоимости), как раз и является на самом деле продемонстрированная выше подмена им тривиального понятия производства в определении названной ключевой категории весьма созвучным, но принципиально иным по  смыслу понятием воспроизводства.

В результате, как уже говорилось, именно в прямую «противоположность» всем «другим товарам» трудовая стоимость рабочей силы оказалась определена у К. Маркса не объективно существующими и потому легко учитываемыми затратами прошлого труда, а, напротив, не имеющими никакого реального отношения к заключенной в ней конкретной полезности и потому неизбежно «включающими в себя элемент произвольности» затратами труда будущего! И никакие специальные ссылки на «данность в среднем объема необходимых для рабочего жизненных средств» и т. д., совершенно излишние, обратите внимание, при решении вопроса о величине стоимости всех остальных товаров в целом, спасти ситуацию уже принципиально не могли.

К. Маркс сполна испытал на себе самом всю неопровержимость последнего вывода, т. к. за много лет так и не смог прийти к окончательному мнению о том, какова все же должна быть объективно-нормальная величина самой названной стоимости. Сначала он считал ее обусловленной минимально необходимым набором благ, позволяющим рабочему разве что только не умереть с голоду и поддерживать на том же предельно низком уровне жизнь своей семьи. Но позднее изменил эту точку зрения и выдвинул в «Капитале» тезис о том, что «сумма жизненных средств должна быть достаточна для того, чтобы поддержать трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности»²⁰. Но так до конца и не определил, что, собственно говоря, следует понимать под упомянутой «нормой» (для всех остальных товаров такой вопрос, обращаем внимание еще раз, даже не стоит!). Затем обусловленные указанной неразберихой споры продолжились между ним и его ближайшими сторонниками (по крайней мере, считавшими себя таковыми), отстаивающими опять же исходную точку зрения («железный закон» заработной платы Лассаля и т. д.), но так и не привели, естественно, ни к какому положительному решению, ибо его просто не могло быть. В результате же Ф. Энгельс уже после смерти нашего автора вынужден был вновь вернуться к данной проблематике и, в конечном счете, весьма существенно модифицировать приведенное выше исходное утверждение о том, что «объем и состав необходимых для рабочего жизненных средств... есть величина данная», написав в своем введении к отдельному изданию работы К. Маркса «Наемный труд и капитал» 1891 года буквально следующее:

«Издержки производства рабочего ...установить можно. Они изменяются в зависимости от времени и обстоятельств, но при данном состоянии общества они являются величиной данной, по крайней мере данной В ДОВОЛЬНО УЗКИХ ПРЕДЕЛАХ»²¹!

Издержки производства абсолютно всех товаров, повторим вновь, «изменяются в зависимости от времени и обстоятельств», но при этом их стоимости, определенные затратами прошлого труда именно на их собственное производство, являются на момент реального бытия названных товаров действительно данными, т. е. существующими объективно, без всяких уточняющих оговорок. Но о стоимости рабочей силы, определяемой, вопреки общему правилу, будущими затратами будущего труда по ее воспроизводству, говорить как о данной можно лишь весьма условно, специально оговаривая, что речь в данном случае идет только о сугубо количественной стороне вопроса. Но и тогда эта чисто количественная данность может быть признана таковой лишь с известными ограничениями, учитывающими саму возможность предсказания величины будущих затрат только в каких-то определенных пределах, узость или широта которых зависит от предполагаемой точности прогнозирования всех грядущих событий. Фактически это и означает то самое отсутствие однозначной определенности, которое в количественном плане приводит к элементарной неточности, а на качественном уровне как раз и позволяет во многом произвольно трактовать в теории собственно итоговую величину названного фундаментального показателя. Возможные же последствия такого произвольного теоретизирования достаточно очевидны каждому.

Самое удивительное во всей этой истории состоит, конечно, в том, что для преодоления всех своих бед нашему автору требовалось на самом деле совсем немного. Всего лишь и надо было не мудрствуя лукаво связать названную характеристику все с теми же глубоко тривиальными прошлыми затратами по непосредственному производству данного специфического товара, элементарно уравняв его в рассматриваемом вопросе со всеми остальными. Но как раз этого-то сделать он и не захотел, ибо в подобном случае лишалась корней, как уже говорилось, сама главная цель всех его научных изысканий - теория прибавочной стоимости!

Впрочем, там, где ситуация позволяла на время «забыть» об указанной злополучной воспроизводственной трактовке (более того - даже прямо требовала этого), К. Маркс и в отношении рабочей силы сам неоднократно возвращался опять-таки к чисто производственному принципу соотнесения ее трудовой стоимости именно с прошлым трудом, что давало ему возможность совершенно адекватно осмысливать многие чрезвычайно важные вопросы. Так, например, в том же «Капитале» он сам совершенно недвусмысленно утверждал, что «ПРОШЛЫЙ труд, который заключается в рабочей силе, и тот живой труд, который она может выполнить... - это две совершенно различные величины. Первая определяет ее меновую стоимость (а значит, прежде всего, и собственно стоимость трудовую - И.Л.), вторая составляет ее потребительную стоимость»²².

И в другом месте, особо подчеркивая как раз принципиально разностороннюю направленность указанных двух базовых характеристик во времени относительно момента реального бытия нашего рабочего (как и его рабочей силы): «Его стоимость, ПОДОБНО СТОИМОСТИ ВСЯКОГО ДРУГОГО ТОВАРА, БЫЛА ОПРЕДЕЛЕНА РАНЬШЕ, чем он вступил в обращение (т. е. предстал в окончательно готовом для полезного использования виде - И.Л.), потому что определенное количество общественного труда УЖЕ БЫЛО ЗАТРАЧЕНО на ПРОИЗВОДСТВО его рабочей силы, но ее потребительная стоимость состоит лишь в ее позднейших активных проявлениях»²³.

(Во избежание недоразумений необходимо специально отметить, что по причинам, о которых подробно говорится в приложении к настоящей главе, мы пока совершенно не затрагиваем здесь вопросов о меновой стоимости и процессе обращения в целом, и потому, в частности, везде понимаем термин «стоимость», как это было заявлено еще в конце первого раздела, только как полный синоним собственно стоимости трудовой, единственно обсуждаемой, в том числе, и в настоящем разделе. Точно так же мы воспринимаем и находящиеся пока вне пределов нашего понимания различные прочие термины самого К. Маркса, стремясь увидеть в них скрываемое за наносной внешней оболочкой действительное рациональное зерно. Тем более что в приведенных сейчас его высказываниях, какие бы слова не фигурировали в них формально, речь и на самом деле идет, подчеркнем это факт особо, именно об интересующей нас названной важнейшей характеристике.)

Но прошлый характер определяющего стоимость труда и воспроизводственная трактовка этого показателя, как уже не раз было показано, принципиально не совместимы, так что нашему автору пришлось неизбежно выбирать в качестве основного только один из названных сейчас принципов. И окончательный его выбор оказался в целом связанным, к нашему глубокому сожалению, все-таки именно с воспроизводством.

Итак, подведем итог настоящему разделу, теперь уже окончательно ясно, что в случае обращения при формулировании определения главной для марксовой концепции категории трудовой стоимости товара именно к труду по его воспроизводству неизбежно будет нарушено одно из двух основополагающих  условий, которые, как было показано еще в первом разделе, должны соблюдаться каждой претендующей на адекватное отражение реальной действительности строгой экономической теорией. В зависимости от рассматриваемого способа реализации названного особого процесса сами результат соответствующей целесообразной деятельности и связанные с ним затраты, выражаемые здесь именно показателями потребительной и трудовой стоимостей произведенного товара, окажутся  либо отнесенными к одному и тому же временному периоду (в данном случае - к будущему, в результате чего прошлое просто-напросто вообще выпадет из экономического анализа), либо изначально взаимоувязаны с совершенно разными объектами. Другими словами, они в прямую противоположность сформулированным ранее обязательным требованиям окажутся как раз наоборот либо совмещены во времени, либо разделены в пространстве, т. е. отнесены к принципиально разным объектам (либо и то и другое вместе)!

Но такая рокировка, подчеркнем еще раз особо, в корне разрушает существовавшую до этого возможность глубокого осмысления экономических причинно-следственных связей, в чем не трудно убедиться путем самых элементарных логических рассуждений. По крайней мере совершенно очевидно, что после такого шага учитываемые теорией трудовые затраты вообще теряют способность как-либо влиять на полезность изучаемого ею конкретного товара (ведь с их помощью теперь по условию производится абсолютно иной будущий продукт), без чего любые попытки экономического анализа становятся попросту бессмысленными. И там, где указанный шаг будет все-таки совершен (т. е. воспроизводство будет выбрано в качестве основного стоимостеформирующего процесса), стройное здание экономической логики мгновенно разрушится подобно  карточному  домику.

4)  С а м о о б м а н

Уяснив, таким образом, отмеченное фундаментальное различие понятий производства и воспроизводства и неизбежный катастрофический результат в случае ошибочного выбора именно второго из них в качестве основы для определения  трудовой стоимости, мы можем, наконец, приступить к обещанному рассмотрению тех особых аргументов, которые выдвигает в «Капитале» для обоснования своего неожиданного обращения к воспроизводству сам К. Маркс. Хорошо ощущая, как уже говорилось, далеко не безгрешный с точки зрения строгой логики характер названного очень серьезного шага, он буквально сразу же за процитированным выше исходным определением стоимости рабочей силы, в котором впервые вопреки изначальным принципам рядом с понятием стоимости появляется само слово «воспроизводство», начинает искать способ непременного логического обоснования такого коренного поворота во взглядах. И находит его в окончательном виде в следующей очень короткой по форме, но чрезвычайно емкой по заключенному в ней содержанию цепочке особых умозаключений:

«Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума. Производство рабочей силы предполагает, следовательно, существование последнего. РАЗ СУЩЕСТВОВАНИЕ индивидуума ДАНО, ПРОИЗВОДСТВО рабочей силы СОСТОИТ В ВОСПРОИЗВОДСТВЕ самого индивидуума, в поддержании его жизни»²⁴!

Позже мы увидим (опять-таки в призванной подвести предварительные итоги всему анализу вопроса о марксовой трактовке стоимости рабочей силы нашей третьей главе), что эта, сказанная почти мимоходом, фраза (у самого Маркса она даже не выделена в отдельный абзац) представляет собой итог длительной и напряженной работы его творческой мысли.  И потому далеко не сразу приобрела данный конкретный вид, имея долгую и  весьма поучительную историю своего поэтапного формирования. В его ходе  и выкристаллизовались составляющие анализируемую фразу три коротких предложения, представляющие собой то самое особое доказательство, которое и должно было выполнить почти неразрешимую задачу примирения праведного с грешным. Вслед за ними идет уже просто детализация самого понятия «поддержание жизни», лишь иллюстрирующая, как говорилось во втором разделе, различные стороны подразумеваемых им действий, но ничего не доказывающая по существу. Поэтому здесь мы сосредоточим внимание только на самом приведенном сейчас главном высказывании, причем именно в данной его окончательной редакции, не касаясь пока, чтобы не распыляться, собственно связанного с ним упомянутого особого исторического аспекта.

Подчеркнем лишь только, что благодаря отмеченным многоэтапным поискам Марксу удалось добиться единственно доступного для него в сложившейся непростой ситуации специфического результата - сделать незаметной (в первую очередь для самого себя) нелогичность бесспорного противопоставления рабочей силы всем остальным товарам по способу определения их трудовой стоимости! И в самом деле - признаемся себе, что приведенное доказательство, аргументирующее такой шаг, с первого взгляда воспринимается как абсолютно логичное и, как правило, не вызывает каких-либо сомнений в истинности содержащихся в нем утверждений. Более того, оно вообще, как уже было сказано, подается как бы мимоходом, а потому и воспринимается совершенно аналогичным образом, почти не привлекая к себе внимания в силу кажущейся своей простоты и, как следствие, тривиальной самоочевидности. А уж желание подвергнуть эту аргументацию специальному изучению может возникнуть, видимо, разве что чисто случайно - по крайней мере ни в одном из известных нам многочисленных учебников марксистской политической экономии она не то что не анализируется, но даже не упоминается (при рассмотрении вопроса о стоимости рабочей силы основная ставка в них делается просто на описанную ранее наивность неискушенных читателей, вообще не замечающих разницы между производством и воспроизводством)! Так что в этом плане перед нами нетронутая целина - чистое поле для соответствующего теоретического осмысления. Но именно поэтому мы и должны теперь подвергнуть процитированное высказывание тщательному и непредубежденному всестороннему логическому анализу, т. е. не жалея ни времени, ни места высветить далее все его основные моменты с максимально доступной нам здесь исследовательской полнотой.

Итак, вдумаемся в высказанные Марксом утверждения хотя бы немного внимательнее! Что сразу бросается в глаза? Во-первых, как не трудно заметить, он вроде бы берет назад вызвавшие у нас столько вопросов и явно смутившие его самого непонятно откуда взявшиеся слова из исходного определения стоимости рабочей силы о том, что эта категория может якобы быть связана и с затратами на воспроизводство тоже. По крайней мере, речь теперь уже вновь идет в полном соответствии с базовыми принципами рассматриваемой теории только о процессе непосредственного производства данного специфического товара, обеспечивая тем самым вроде бы последовательное проведение в жизнь единожды принятых за основу взглядов. Но при этом, и здесь заключена главная идея анализируемого логического обоснования, наш автор выдвигает совершенно особый новый тезис о том, что в данном конкретном и, видимо, по его мнению абсолютно уникальном случае само производство рассматриваемого товара (т. е. собственно рабочей силы) состоит как раз не в чем ином, как именно в воспроизводстве - воспроизводстве его непосредственного материального носителя, так называемого «живого индивидуума». Благодаря такому повороту дела злополучная категория воспроизводства оказывается увязанной как бы с одним только последним, нисколько не затрагивая уже самой по себе рабочей силы, а значит, не дававшая Марксу спокойно спать проблема противопоставления данного важнейшего товара по способу определения его стоимости всем остальным представителям единого товарного мира внешне благополучно разрешается.

Так, наверное, думают многие, но отнюдь не сам наш автор. Кто-кто, а уж он то прекрасно понимает, что торжествовать победу пока рановато. Ведь достигнуто это кажущееся благополучие весьма дорогой ценой - теперь на месте старой появляется не менее очевидная новая проблема, касающаяся особых «личных» взаимоотношений противопоставленных по сути друг другу рабочей силы как таковой и воплощающего ее в себе упомянутого живого индивидуума. Ведь первая, будучи по определению лишь одним из свойств второго, принципиально не может рассматриваться в отрыве от своего материального носителя. Как выразился тот же Ф. Энгельс, в конечном счете вообще «существуют не качества, а только вещи, обладающие качествами, и при том бесконечно многими качествами»²⁵.

Другими словами, бессмысленно даже ставить вопрос о производстве одного из свойств объекта вне задачи производства самого объекта. Вспомните в этой связи, например, слова самого Маркса, приведенные нами еще в основополагающем первом разделе, о том, что «полезность вещи (т. е. по сути, просто одно из ее свойств) делает ее потребительной стоимостью, НО ЭТА ПОЛЕЗНОСТЬ НЕ ВИСИТ В ВОЗДУХЕ. Обусловленная СВОЙСТВАМИ товарного тела, она не существует вне этого последнего. Поэтому товарное тело само есть потребительная стоимость или благо»! А производство полезности, соответственно, как и любого из свойств, есть производство самого обладающего ими тела! Т. е. производство рабочей силы всегда есть производство обладающего этой способностью индивидуума, и ничего кроме этого.

Связывать же ее производство, напротив, с воспроизводством последнего совершенно бессмысленно, ибо два эти процесса, как мы видели, представляют собой при всей созвучности их названий все же абсолютно разные понятия. Любое свойство, повторим, неотделимо от обладающей им вещи (за исключением разве что знаменитой «улыбки чеширского кота»), и поэтому производство ли, воспроизводство или какое-либо другое произвольно выбранное действие по отношению к первому есть одновременно абсолютно то же самое действие и по отношению ко второму. Не понимать этого невозможно! Таким образом, получается, что одно искусственное противопоставление - рабочей силы всем остальным товарам - просто оказалось замененным в возникшей ситуации другим - рабочей силы ее же материальному носителю. А следовательно, само исходное противоречие, связанное с неожиданным обращением к воспроизводству, вовсе не исчезло - оно лишь облачилось в несколько другую форму.

Но нашего автора все это не пугает - он, повторим, не так прост, чтобы не замечать очевидного, и, начав весь этот разговор, весьма тщательно к нему подготовился (на что потребовалось, как уже отмечалось, не мало времени и связанных с ним длительных раздумий). И теперь у него находится еще один аргумент, призванный вдохнуть новую жизнь в данную вроде бы совершенно рассыпавшуюся логику. Этот аргумент - утверждение о так называемой «данности» индивидуума. Логический вывод из подобного утверждения, по мнению нашего автора, должен быть, видимо, таким: раз существование индивидуума дано, значит, никакого производства по отношению к нему в принципе быть не может! Что же тогда остается? А именно воспроизводство, т. е. как раз «обновление», «возобновление», «воссоздание» и т. д. данной существующей изначально данности. А отсюда якобы уже неотвратимо следует и все то же искомое резюме, находящее свое реальное выражение в собственно заключительном третьем предложении анализируемого высказывания: «Раз существования индивидуума дано, производство рабочей силы состоит в воспроизводстве самого индивидуума, в поддержании его жизни».

И вновь кажется, что возразить больше нечего. Но это опять только кажется. На самом деле ответа теперь требует следующий не менее трудный вопрос, к которому оказываются сведенными в данном случае все предыдущие: а откуда, наконец, следует, чем обосновывается и что, в конечном счете, вообще означает сам тезис о данности? Более того: справедлива ли сама заключенная в последних словах логика, оправдывающая данностью собственно все то же противопоставление одного из свойств рассматриваемого объекта ему самому и, как следствие, вводящая именно воспроизводство в определение стоимости одного из важнейших товаров? Вот и давайте попробуем окончательно разобраться в многочисленных тонкостях данной последней марксовой мысли, подвергнув подробному анализу сам скрытый от посторонних глаз подтекст заключенных в ней особых логических доводов. (Мы уже подчеркивали предварительно, а теперь подробнее показали, какое глубокое содержание заключено на самом деле в трех простеньких на первый взгляд коротких предложениях исследуемого в настоящем разделе специального авторского обоснования замены производства воспроизводством в определении стоимости рабочей силы. Но именно поэтому,   т. е. в силу отмеченного противоречия между богатством содержания и предельной лаконичностью формы, многое в нем нам приходится читать буквально между строк, додумывая за автора подразумеваемые им аргументы и излагая их зачастую лишь в виде напрашивающихся предположений.)

Итак, что может означать сама по себе данность того или иного объекта? В каком конкретном понимании она может считаться вполне оправданной его характеристикой, не вступающей в противоречие со здравым смыслом? В рамках рассматриваемой здесь проблематики, по нашему мнению, названному условию отвечают только два заслуживающих внимания возможных толкования этого слова. Оба они достаточно хорошо могут быть поняты на основании материала из раздела о полной величине производственной стоимости, помещенного в приложении к настоящей главе, и будут подробно рассмотрены далее. (В целом существуют, конечно, и другие варианты особой смысловой трактовки указанного весьма многогранного понятия. В том числе и послужившие в значительной степени исторической предпосылкой для введения Марксом ссылки на данность собственно в анализируемую сейчас логику, о чем речь пойдет, повторим, уже в нашей третьей главе. Но к рассматриваемой окончательной ее форме из первого тома «Капитала» они прямого отношения, за исключением упомянутого чисто исторического аспекта, уже не имеют, и поэтому без всякого ущерба могут пока остаться за скобками.)

Во-первых, как показано в упомянутом приложении, существуют совершенно особые блага, от природы полностью приспособленные к использованию в тех или иных целях без всякого предварительного производства. В их отношении действительно можно утверждать в свете общего рассуждения о самом производстве, что они ДАНЫ (природой) без участия такового. Другими словами, что процесс производства по отношению к ним является вырожденным или попросту отсутствует. В таком понимании сама данность воспринимается вполне логичным свойством и никаких вопросов не вызывает.

Но зато она ничего и не прибавляет в подобных обстоятельствах к разрешению собственно исходных марксовых проблем противопоставления друг другу самого блага и его особых свойств, с одной стороны, и рабочей силы всем остальным товарам - с другой. Ведь у отмеченных специфических благ их свойства по-прежнему ни в коей мере не отделимы от них самих и поэтому тоже являются в рассматриваемом здесь смысле данными, т. е. по определению присутствуют в готовом виде без какого-либо производства, благодаря чему единственно и считается данным сам воплощающий их в себе объект. А значит утверждать, что производство свойств состоит в данном случае, скажем, в воспроизводстве их носителей, или вообще в чем-либо еще, просто бессмысленно. Чего нет (а нет как раз производства), того нет, а на нет, как говорится, и суда нет.

Абсолютно то же самое можно сказать, впрочем, и о собственно трудовой стоимости, которая в подобных обстоятельствах, естественно, просто отсутствует. (В первом параграфе первой главы первого тома «Капитала», как показано в том же приложении, наш автор прямо провозглашает эту самоочевидную мысль следующим образом: «Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда ее полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д.».) Точнее, трудовая стоимость в данном особом случае просто элементарно равна нулю, причем опять-таки как у самого блага, так и у его конкретных свойств. И связывать стоимость с воспроизводством в таком положении совершенно нелепо! Ведь последнее-то как раз, в отличие от изначального производства, применительно к названным товарам вовсе не отрицается, а значит и связанные с ним трудовые затраты могут иметь при этом совершенно другое - отличное от нуля - конечное значение. Как же тогда быть с самим исходным утверждением об отсутствии у них стоимости как таковой?

         Возможно, однако, что кое-кто сочтет сам факт продемонстрированного  сейчас  противоречия  как  раз  доказательством необходимости перехода в трактовке стоимости именно к  воспроизводству - с отказом вопреки Марксу от отмеченного нулевого значения стоимости перечисленных им объектов. Разъясним таким сомневающимся истинную суть развертывающихся при этом процессов немного подробнее.

Да, девственные земли, естественные луга и т. д., если их интенсивно эксплуатировать, могут потребовать для своего поддержания на прежнем или хотя бы просто удовлетворительном уровне особых затрат (в том числе и собственно трудовых), получающих по отношению к этим естественным объектам в их первоначальном виде статус именно затрат на воспроизводство. Но как только такие затраты станут реальностью, все эти леса и луга в тот же миг перестанут быть девственными, дикорастущими и т. д., а сами вызвавшие всю эту перемену затраты окажутся по своей сути просто затратами на производство возникших теперь новых, уже самых обыкновенных товаров, имеющих невырожденное конечное значение собственной стоимости. Т. е. сама последняя категория окажется связанной опять-таки с процессом производства, и ее отличие от нуля будет проявляться именно в той мере, в какой указанное производство действительно имело место в силу описанной сейчас объективной необходимости. Другими словами, никаких принципиальных изменений в самом подходе к определению стоимости вовсе не произойдет!

Ведь от эффективности названных специальных затрат будет зависеть потребительная стоимость только указанных новых, теперь уже в той или другой степени, но окультуренных лесов, а никак не старых, к данной богом полезности которых упомянутые затраты не имеют ровным счетом никакого отношения. И это хорошо понятно - причиной, как подчеркивалось в первом разделе, может быть лишь то, что опережает следствие, происходит раньше его во времени, а никак не наоборот! Так что воспроизводство, действительно имеющее здесь место (как, впрочем, и в огромном количестве других случаев, отличных от данного специального, что лишний раз подчеркивает сугубо объективный характер названного особого процесса - практически любое производство является одновременно воспроизводством чего-либо ранее существовавшего), принципиально не может быть, однако (в силу отмеченных сейчас и ранее причин) какой-либо основой для определения собственно интересующей нас трудовой стоимости. И сама данность рассматриваемых сейчас особых объектов поколебать этот вывод никак не может.

Впрочем, мы пока рассмотрели, напомним, только одну сторону возможной трактовки самого тезиса о данности, касающуюся весьма ограниченного круга специфических товаров с вырожденной (нулевой) трудовой стоимостью. Но подавляющее число товаров к этому кругу, как известно, не принадлежит. В том числе и интересующая нас в первую очередь сама рабочая сила (как и воплощающий ее в себе взрослый живой индивидуум). И поэтому в отношении всех товаров в целом тезис о данности может восприниматься как более или менее объективный только в том достаточно ограниченном смысле, суть которого сводится к уже всесторонне проиллюстрированному опять же в особом шестом разделе приложения фундаментальному выводу об изначальном наличии всегда некоторой исходной материальной основы, в целесообразном преобразовании которой и состоит, в конечном счете, само производство. («Все явления вселенной, созданы ли они рукой человека или же всеобщими законами природы, не дают нам идеи о действительном сотворении материи, а дают лишь идею о ее видоизменении»!)

Именно в этом смысле, видимо, и следует понимать исходные слова Маркса из второго предложения анализируемого сейчас обоснования (с предварительной ссылкой в первом как раз на то, что «рабочая сила существует только как способность живого индивидуума», т. е. с использованием самого факта неразрывности материального тела и его свойств для доказательства через собственно тезис о данности - вот парадокс - как раз допустимости такого разрыва), что «производство рабочей силы предполагает, следовательно, существование последнего».

Но упомянутая материальная основа, в безусловной «данности» которой сомневаться действительно не приходится, все-таки всегда остается только собственно основой. И чтобы превратить ее в тот или другой готовый товар, необходимо именно само производство последнего. А значит, подчеркнуто выраженная данность названной основы вовсе не может служить каким-либо доказательством якобы оправданности собственно отказа от признания ведущей роли указанного базового процесса и вывода его за рамки анализа вопроса о стоимости. Наличие такой основы, конечно же, является совершенно необходимым условием появления, в конце концов, на свет любой интересующей нас вещи, но, само собой понятно, отнюдь не достаточным. И вторым обязательным фактором реализации названной фундаментальной задачи как раз и становится собственно «изменение форм» существующей от века материи, т. е. все то же неизменное производство. (За исключением, естественно, рассмотренных немного ранее особых товаров, полностью готовых к потреблению непосредственно от природы. Но в этом специальном случае речь должна идти, как было показано, о данности уже не основы, а именно самого товара. Вытекающие же из такой интерпретации исследуемого тезиса выводы уже сполна проанализированы выше.)

Все вышесказанное полностью применимо, разумеется, и к собственно рабочей силе, а также воплощающему ее в себе живому индивидууму. Ведь изначальная данность той материи, из которой и состоит, в конечном счете, последний (по данному поводу К. Маркс прямо замечает в «Капитале»: «Само собой разумеется, что, как говорит Лукреций, ...из ничего нельзя ничего создать... Рабочая сила есть прежде всего вещество природы, преобразованное в человеческий организм»²⁶), вовсе не исключает вопроса о собственно его производстве. Исходная основа, повторим, потому и является только основой, что сама по себе как раз и не обладает требуемыми полезными качествами, в том числе и собственно интересующей нас сейчас способностью к труду. Именно в создании указанных качеств путем упомянутого «преобразования» исходно существующего «вещества природы» и заключен смысл любого процесса производства, который в конечном счете всегда сводится как раз к производству самого товара, этими качествами обладающего. И потому производство рабочей силы может означать только производство же (и ничего кроме) самого обладающего ею (т. е. способностью к полноценному труду) взрослого живого индивидуума, осуществляемое именно путем соответствующего преобразования заключенной в нем материи. А конкретно - путем выращивания, например, из ребенка полностью самостоятельного взрослого человека, физического и духовного его воспитания, образования, соответствующей профессиональной подготовки и т. д. и т. п. Чтобы не увидеть этого, скажем прямо, надо хорошо постараться.

Итак, тезис о данности, как теперь окончательно ясно, в любом варианте своего реалистичного понимания никак не может быть использован для обоснования замены производства воспроизводством при формулировании определения категории трудовой стоимости. Если в производстве вообще нет необходимости, то нет и стоимости, а если такая необходимость существует, то именно связанные с нею затраты и определяют указанную важнейшую категорию. Другими словами, производство и трудовая стоимость всегда неразрывно связаны друг с другом, как в общем случае наличия того и другого, так и в крайнем частном случае их обоюдного отсутствия, когда стоимость просто тождественно равна нулю. И изменить здесь уже ничего нельзя.

Но тогда получается, что и вся основанная на упомянутом тезисе о данности логическая конструкция нашего автора, призванная обосновать справедливость введения в определение трудовой стоимости все-таки совершенно чужеродного здесь воспроизводства, является полностью надуманной. А следовательно, можно теперь уже окончательно констатировать, что все его усилия отсечь все же так или иначе фундаментальный процесс производства от изначально определяемой именно им категории трудовой стоимости при рассмотрении частного в целом вопроса о трудовой стоимости одного из конкретных товаров (и тем самым обосновать свое труднообъяснимое обращение здесь к непонятно откуда взявшемуся воспроизводству) полностью провалились. Единственное, чего он действительно достиг, как уже отмечалось, так это совершенно запутал сам себя (о читателях мы уже и не говорим - даже сейчас нам потребовалось несколько насыщенных страниц, чтобы более или менее полно разобраться в истинной сути трех его коротких предложений), создав очень правдоподобную иллюзию благополучного разрешения описанных выше противоречий. Поверив неосторожно в эту иллюзию, Маркс и свернул в итоге на кривую колею воспроизводственной псевдологики, приведшую его затем уже практически прямиком в тот неизбежный теоретический тупик, о котором подробно шла речь в предыдущем разделе! Ибо стоимость рабочей силы так и осталась у него определенной в главной своей части именно затратами на воспроизводство.

Так, например, он включил в состав этой категории затраты на выращивание не самого рабочего, а, напротив, находящихся на его содержании детей (подробнее данный вопрос, как уже говорилось, будет рассмотрен в третьей главе). Т. е. те самые затраты на его будущее замещение посредством «повторения в копии», которые не оказывают ровным счетом никакого влияния на его собственную способность к производительному труду. И потому никак не связаны, естественно, с заключенной в ней конкретной потребительной стоимостью! А значит, названная важнейшая характеристика - трудовая стоимость рабочей силы - вообще оказалась лишена какого-либо объективного содержания, т. е. просто-напросто перестала адекватно отражать сами опосредствуемые ею базовые экономические закономерности, потеряв, в том числе, и необходимую способность определять в совокупности с другими параметрами соответствующие производные экономические величины. (На всякий случай еще раз напомним, что речь в настоящей главе, как и во всей первой части, и это принципиально, идет именно о трудовой стоимости - такая сложная производная синтетическая категория, как меновая стоимость, о чем подробно говорится в приложении, пока вообще не входит в сферу наших научных интересов, т. к. требует гораздо более высокого уровня анализа.)

И одной из главных, коренных причин отмеченного сейчас весьма прискорбного, достойного глубокого сожаления результата, можно подвести теперь уже окончательный итог всему ранее сказанному, как раз и стала подчеркнутая с самого начала очевидная непоследовательность нашего автора в соблюдении собственных же исходных аксиом теории трудовой стоимости. Требование их последовательного применения во всех случаях без исключения предполагает, в том числе, и обязательное распространение единожды провозглашенных главных принципов в равной степени на все товары. Как писал сам К. Маркс в работе «Заработная плата, цена и прибыль», «было бы абсурдно с одной стороны рассматривать труд как товар (имеется в виду именно товар рабочая сила - И.Л.), а с другой стороны считать его вне тех законов, которыми регулируются цены товаров»²⁷! Поэтому допущенное им фактическое отступление от данного важнейшего правила неминуемо разрушило единство фундаментального базиса всего учения и, как следствие, предопределило множество дальнейших теоретических трудностей, ведущих по сути дела к неизбежным производным ошибкам, логически вытекающим из названной главной. Именно к их выявлению и решительному исправлению мы и приступим в последующих главах.

5)   П о с л е д с т в и я    н е п о с л е д о в а т е л ь н о с т и

(п о л е з н о е    д о п о л н е н и е   к    о б щ е м у    п р е д и с л о в и ю)

 

Теперь, после проведенного в предыдущих четырех разделах краткого исследования, мы вполне можем весьма существенно уточнить многое из того, о чем лишь намеком говорилось в предисловии к настоящей книге. И прежде всего хотелось бы поконкретнее развить ту основополагающую мысль из упомянутого предисловия, что именно в изучаемой нами сейчас внешне второстепенной проблеме, связанной со странным способом трактовки категории трудовой стоимости рабочей силы в экономической теории К. Маркса, и скрыт на самом деле главный ключ к пониманию абсолютного большинства концептуальных ошибок марксизма в целом.

Покажем, например, прямую связь ее с такой определяющей чертой названного учения, как хорошо известная всем безоговорочная его революционная направленность, последствия которой мы все сполна испытали на собственном историческом опыте. (А многие страны продолжают испытывать, добавим, и в настоящее время, так же как, впрочем, никто не застрахован и от повторения подобных ситуаций в будущем.) В основе указанной наиболее существенной черты рассматриваемого учения, как легко догадаться, лежит, в конечном счете, именно сама главная его научная вершина - теория прибавочной стоимости, благодаря «эксплуататорской» сущности которой марксизм и приобретает отмеченный характер глубоко революционной идеологии. (Эта же «вершина», подчеркнем к тому же особо, выступает, что еще более важно, и основным фактором торможения, сдерживающим развитие собственно любой социалистической экономики, о чем мы впоследствии поговорим весьма подробно.) А непосредственной базой для упомянутой краеугольной теории как раз и является, что сейчас и будет с максимально доступной нам здесь наглядностью продемонстрировано, именно та самая абсолютно надуманная концепция стоимости рабочей силы нашего автора, вскрытию внутренних логических противоречий которой и посвящена собственно первая часть настоящего исследования.

Для лучшего осмысления всех данных аспектов наиболее полезно, видимо, просто коротко осветить далее собственно саму историю возникновения марксизма, специально использовав для этого, чтобы избежать возможных упреков в необъективности, соответствующий отрывок из другого известного предисловия - к непосредственно первому тому «Капитала» в базовом для нас втором присоветском издании сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. (В редакции, естественно, подготовившего его Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.)

Вот как красноречиво описывается там как раз «тот фундамент, на котором только и возможно было создание РЕВОЛЮЦИОННОЙ В СВОЕМ СУЩЕСТВЕ И ПО СВОИМ ПОЛИТИЧЕСКИМ АКЦЕНТАМ И ПОСЛЕДСТВИЯМ теории прибавочной стоимости.

По классическому определению Ленина,- звучит хорошо знакомый нам рефрен,- теория прибавочной стоимости составляет краеугольный камень экономического учения Маркса... Существовали ли теории прибавочной стоимости до Маркса? Да, и не мало, но ни одна из них не была вполне научной и последовательной, ни один из экономистов - предшественников Маркса - не раскрыл тайны... О приоритете Маркса в этой области никто лучше не сказал, чем Энгельс. Чтобы показать, почему теория прибавочной стоимости Маркса произвела впечатление ГРОМА С ЯСНОГО НЕБА, Энгельс напомнил из истории химии две теории о сущности горения. Авторы одной из них утверждали, что при горении происходит выделение из тела особого вещества - флогистона. Авторы другой - отбросили флогистонный вариант и с научной непреложностью раскрыли суть процесса, доказали, что с горящим телом соединяется новый элемент, и этим элементом является кислород.

Эти две теории горения соотносятся между собой примерно так же, как домарксовские и Марксова теория прибавочной стоимости. Прежние экономисты утверждали, что прибавочная стоимость, или, в их представлениях, синонимичная категория «прибыль», образуется не в сфере производства, а ...есть результат надувательства, надбавка к продажной цене, не имеющая под собой субстанционной основы, и т. д.  Те же, кто все-таки допускал образование прибыли в процессе производства, не смогли раскрыть ее экономических источников.  Маркс положил конец подобным заблуждениям и полурешениям. Ему удалось до деталей изобразить в первом томе «Капитала» действительный процесс образования прибавочной стоимости..., прежде всего благодаря введению в понятийный аппарат экономической науки товара «рабочая сила». (Вот и первое яркое подтверждение той огромной роли, которая отведена названному товару в марксистской теории в целом и в его концепции прибавочной стоимости в частности - И.Л.)

Признавая стоимость товара тем «устойчивым центром», вокруг которого колеблются текущие цены, и признавая далее основой стоимости издержки ПРОИЗВОДСТВА товара - затраты человеческого труда на его ПРОИЗВОДСТВО - экономическая наука до Маркса не могла ответить, откуда берется прибыль, если «труд», КАК И ВСЯКИЙ ДРУГОЙ ТОВАР, в конечном счете продается по издержкам труда. Получался ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ. Политэкономия зашла в ТУПИК. Выход из этого тупика указал лишь Маркс. Этот выход был найден благодаря внешне простому, но по сути своей ГЕНИАЛЬНОМУ открытию: рабочий продает не свой труд, а рабочую силу, которая оплачивается, КАК И ВСЯКИЙ ДРУГОЙ ТОВАР, по своей стоимости, измеряемой общественно необходимыми затратами на ее ВОСПРОИЗВОДСТВО, ...но всегда ниже совокупной стоимости производимых рабочим продуктов. В неоплаченном избытке продуктов материализуется прибавочная стоимость- источник прибыли и других форм нетрудового дохода.

...Благодаря теории прибавочной стоимости, указывал Энгельс, «у имущих классов было выбито последнее основание для лицемерных фраз, будто в современном общественном строе господствует право и справедливость, равенство прав и обязанностей и всеобщая гармония интересов, и современное буржуазное общество было разоблачено ...как грандиозное учреждение для эксплуатации громадного большинства народа...»²⁸.

Так вот - истина, к сожалению, состоит в том, что «выход из тупика» в виде замены продаваемого труда рабочей силой, якобы счастливо найденный Марксом, на самом деле, как будет в конечном счете показано, таковым отнюдь не является. При ближайшем рассмотрении он опять-таки оказывается всего лишь иллюзией, этаким подобием миража, часто возникающего перед возбужденным взором угодившего в западню горемыки, страстно желающего так или иначе выбраться из создавшейся тупиковой ситуации. Но стоит ему приблизиться к предполагаемому спасительному выходу, как видение последнего тут же исчезает, просто растворяется в пустоте, возвращая возрадовавшегося было бедолагу к горьким реалиям окружающей его суровой действительности.

Так и упомянутый сейчас конкретный выход, позволяющий вроде бы раскрыть, наконец, собственно саму «тайну прибыли». Стоит только подойти к предложенному Марксом решению чуть внимательнее и определить стоимость той же рабочей силы, введение которой «в понятийный аппарат экономической науки» якобы и является ключом ко всем проблемам, действительно точно так же, как это принято в рамках рассматриваемой теоретической концепции для всех товаров в целом - все через те же тривиальные «издержки производства», как мгновенно превращается в прах вся сила данного казалось бы совершенно чудодейственного лекарства от поразившей политическую экономию на анализируемом этапе ее развития болезни «заколдованного круга». Другими словами, изначально мучившая ее проблема происхождения прибыли (не решенная до конца, между прочим, и до настоящего времени), тут же вновь возвращается во всем своем величии на исходный пьедестал, принимая в рассматриваемом частном случае именно форму вопроса «откуда берется прибыль, если... всякий... товар в конечном счете продается по издержкам труда?».

Что действительно оказалось связано в марксовой теории с рабочей силой, так это как раз названная выше иллюзия благополучного разрешения указанной важнейшей задачи. Ведь «решить» ее ему удалось на самом деле при помощи совсем другого «внешне простого, но по сути своей гениального открытия» - незамеченной подмены, как мы теперь уже хорошо знаем, производства воспроизводством в определении трудовой стоимости этого ключевого в сложившихся обстоятельствах товара. (Столь же незаметно, обратите внимание, прокладывает себе путь данная подмена и в процитированном предисловии!) Именно благодаря такому совершенно неординарному шагу, вследствие которого появилась прямая возможность во многом произвольно декларировать величину названной важнейшей категории (ведь она теперь получилась почти полностью оторванной от соответствующей потребительной стоимости), нашему автору и удалось «материализовать» в своей теории сам «неоплаченный избыток продуктов», являющийся якобы «источником прибыли и других форм нетрудового дохода».  Причем сами размеры последних оказались при этом, естественно, ничуть не  менее произвольными!

Именно доказательству указанного фундаментального обстоятельства и посвящены, как уже говорилось, первые две части настоящего исследования, причем главную роль в осуществлении названной глобальной задачи как раз и должен сыграть, понятно, сам предварительный анализ марксовой теории стоимости рабочей силы, введением в который и является заканчивающаяся теперь уже данная исходная глава.

В заключение, однако, обратим внимание читателей на еще одно, само по себе не столь значительное, но представляющееся нам все же достаточно важным для правильной оценки ряда содержащихся в основных разделах выводов, частное обстоятельство. Учитывая, что настоящее издание ориентировано в первую очередь на читателей из регионов бывшего СССР, где теория К. Маркса еще совсем недавно представляла собой официальную научную базу для господствовавшей повсеместно общегосударственной идеологии, за основу при его подготовке был принят, естественно, русскоязычный текст работ последнего. Соответственно, именно в этом варианте производится здесь при необходимости семантический анализ отдельных марксовых терминов, точное значение которых везде приводится согласно общепринятым нормам русской лексики (исходя из соответствующих справочных изданий).

Но сам наш автор, как известно, изложил первично все основные свои работы на родном для него немецком языке. И поэтому кое-кому вполне может показаться, что некоторые наши лингвистические выводы, в том числе и относительно, например, созвучности отдельных ключевых слов марксовых высказываний, обусловлены, прежде всего, спецификой их русского перевода, нисколько не касаясь, однако, собственно исходного оригинала. Возможно, что в ряде случаев в принципе так оно и есть, что, впрочем, нисколько не лишает смысла сам упомянутый лингвистический анализ русскоязычных вариантов марксовых работ, ибо именно в таком виде, повторим, обычно и знакомились (знакомятся) с ними читатели из страны наибольшего распространения марксизма. Но что касается двух самых главных слов из первой части нашего исследования, то они, подчеркнем особо, будучи однокоренными в обоих названных языках, в равной мере похожи друг на друга как в переводе, так и в подлиннике. Поэтому отнюдь не мудрено, что не только многие неискушенные отечественные читатели вовсе не замечают совершенной Марксом подмены в формуле для трудовой стоимости рабочей силы, где основополагающий термин «производство» невзначай был заменен им на чрезвычайно похожее по своему написанию и фонетическому звучанию слово «воспроизводство», но и сам наш автор иногда вполне мог не обращать особого внимания на различия использовавшихся им аналогичных немецких терминов «Produktion» и «Reproduktion». По своей внешней форме, как видим, тоже весьма и весьма близких друг другу. И хотя последнее обстоятельство, конечно, не является само по себе главной причиной указанной подмены, оно, несомненно, сыграло важную роль в длительной маскировке этой логической ошибки и от самого Маркса, и от многих последующих поколений исследователей «Капитала».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Приложение к первой главе

Некоторые отличительные черты экономической теории К. Маркса

1) Вводные замечания

В первом разделе настоящей главы мы выяснили основные принципы определения таких важнейших категорий любой экономической теории, как потребительная и производственная стоимости товара, во взаимодействии которых и реализуются все экономические причинно-следственные связи. Но чтобы получить возможность реально сопоставлять в теории указанные две основные экономические характеристики, подчеркнем теперь еще один важнейший аспект данного глобального вопроса, недостаточно просто их правильно определить. Необходимо также научиться каждую из них измерять! И вот здесь-то как раз и проявляется основная проблема всей классической политической экономии, которую лучше всего можно проследить на примере анализа Марксом на тех же первых страницах «Капитала» такой сугубо синтетической экономической категории, как меновая стоимость.

Правда, собственно сама названная сейчас особая категория, скажем сразу, относится к весьма специфическому и в целом достаточно сложному коллективному виду экономической деятельности, каковым и является в действительности любой вид обмена. И потому в принципе глубоко ошибочной является вообще сама попытка начать именно с нее изучение базовых экономических законов - отрицательный результат при таком подходе практически заранее предопределен. Начинать, как известно, всегда следует с самого простого (в данном случае - с изучения закономерностей производственной деятельности отдельного индивидуума), лишь затем постепенно восходя от него ко все более и более сложным явлениям.

Но К. Маркс с самого начала заявляет в своем знаменитом «Введении», предпосланном первому черновому наброску будущего «Капитала», что если для экономической теории в целом главный «предмет исследования - это прежде всего материальное производство»¹, то конкретно его интересует при этом только сугубо общественный тип последнего: «Индивиды, производящие в ОБЩЕСТВЕ, - а следовательно ОБЩЕСТВЕННО-ОПРЕДЕЛЕННОЕ производство индивидов, - таков, естественно, исходный пункт.- Прямо указывает он, и подробно поясняет далее основную причину данного своего принципиально однозначного подхода:- Единичный и обособленный охотник и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишенным фантазии выдумкам... Это - робинзонады, которые отнюдь не являются - как воображают историки культуры - ...возвращением к ложно понятой природной, натуральной жизни... Чем дальше мы уходим в глубь истории, тем в большей степени индивид, а следовательно и производящий индивид, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому: сначала еще совершенно естественным образом он связан с семьей и с семьей, развившейся в род; позднее - с возникающей из столкновения и слияния родов общиной в ее различных формах... Человек есть в самом буквальном смысле (общественное животное), не только животное, которому свойственно общение, но животное, которое только в обществе и может обособляться. Производство обособленного одиночки вне общества - редкое явление, которое, конечно, может произойти с цивилизованным человеком, случайно заброшенным в необитаемую местность и потенциально уже содержащим в себе общественные силы, - ...бессмыслица. ...На этом можно больше не останавливаться»².

Таким образом, как видим, наш автор прямо постулирует свое непоколебимое желание изучать только сугубо общественные формы деятельности, активно критикуя при этом своих великих предшественников даже за саму попытку предварительно рассмотреть упомянутый простейший случай, где действует именно один отдельно взятый индивидуум. Но вся ирония ситуации состоит здесь в том, что сразу же после приведенной сейчас казалось бы совершенно уничтожающей критики робинзонад (основанной главным образом на обвинении их в очевидной внеисторичности и полной ирреалистичности вообще), которой целиком посвящены первые две страницы «Введения», после данного в завершение обещания «на этом вопросе больше не останавливаться», уже в самом начале третьей страницы следует как раз полное опровержение всей приведенной ранее логики, высказываемое, естественно, опять-таки самим К. Марксом.

«Итак, когда речь идет о производстве,- пишет он здесь,- то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития - о производстве общественных индивидов. Может поэтому показаться, что для того, чтобы вообще говорить о производстве, мы должны либо проследить процесс исторического развития в его различных фазах, либо с самого начала заявить, что мы имеем дело с определенной исторической эпохой, например с современным буржуазным производством, которое и на самом деле является нашей подлинной темой. Однако ВСЕ ЭПОХИ ПРОИЗВОДСТВА ИМЕЮТ НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ПРИЗНАКИ, ОБЩИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ. ПРОИЗВОДСТВО ВООБЩЕ - ЭТО АБСТРАКЦИЯ, НО АБСТРАКЦИЯ РАЗУМНАЯ, ПОСКОЛЬКУ ОНА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЫДЕЛЯЕТ ОБЩЕЕ, ФИКСИРУЕТ ЕГО И ПОТОМУ ИЗБАВЛЯЕТ НАС ОТ ПОВТОРЕНИЙ... Определения, имеющие силу для производства вообще, должны быть выделены именно... из-за единства, которое проистекает уже из того, что субъект, человечество, и объект, природа, - одни и те же...»³.

Но ведь наиболее общей абстракцией, к которой, в конечном счете, и сводятся все исходные закономерности экономической деятельности в целом, как раз и является названная простейшая деятельность отдельно взятого человека, играющая в экономике точно такую же роль, как, скажем, материальная точка в механике! Однако Маркс, к сожалению, так и не заметил этого и, не смотря на  собственноручный гимн абстракции, которая «действительно выделяет общее» и т. д., поступил  все же именно так, как и спланировал с самого начала - сразу приступил к изучению сложных коллективных форм деятельности, почти полностью игнорируя отмеченные простые. (Эта черта, заметим во избежание недоразумений, свойственна отнюдь не только его отдельно взятой теории - она отличает, не смотря на «робинзонады», практически все предшествующие ей научные построения, а кроме того, подчеркнем особо, во многом сохраняется и по сей день, существенно сдерживая развитие даже самых современных экономических концепций.)

В том числе К. Маркс, повторяя аналогичную ошибку многих своих предшественников, все-таки предпринял в «Капитале» упомянутую выше попытку с самого начала обратиться к достаточно сложным вопросам обмена. (Среди персональных его побудительных причин к данному шагу нужно, видимо, в первую очередь назвать стремление осуществить внешне наиболее естественным путем главную цель всех своих научных изысканий - сформулировав изначально собственно общие законы обмена, построить затем именно на их базе непосредственно вытекающую из таковых непротиворечивую теорию прибыли. Но ни одну из этих действительно взаимосвязанных задач решить ему по-настоящему так и не удалось, т.к. на самом деле, скажем сразу, поступать следовало в точности до наоборот - указанные задачи могут быть  решены только в строго обратном порядке!) И теперь мы тоже вынуждены формально следовать за ним тем же ошибочным путем, хотя и постараемся при этом максимально нивелировать негативное влияние названного обстоятельства на сам ход дальнейшего изложения. В частности, мы попробуем за упомянутыми общими рассуждениями Маркса о меновой стоимости, которые станут теперь неизбежным постоянным фоном всего последующего анализа, увидеть нечто гораздо более важное, и в первую очередь собственно его взгляд на интересующую нас сейчас проблему измерения потребительной и производственной стоимостей (а следовательно - и их сопоставления).

 

2) Общее понимание меновой стоимости

 

Само понятие меновой стоимости, как уже было сказано (и как следует из собственно ее названия), вводится нашим автором как особая характеристика товара именно с точки зрения возможности совершения с его участием конкретных меновых операций. Естественно, что это свойство товар приобретает только тогда, когда непосредственно попадает в сферу обмена. Если же таковая по тем или иным причинам отсутствует, то бессмысленно говорить и о самом рассматриваемом свойстве. Понятно поэтому, почему его анализ К. Маркс начинает со следующего заявления: «Потребительные стоимости образуют вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма. При той форме общества, которая подлежит нашему рассмотрению, они являются в то же время вещественными носителями меновой стоимости»⁴.

Упомянутую специфическую форму общества (а речь не случайно идет у Маркса в данном контексте только об обществе, ибо вне его меновые операции в принципе невозможны), где на базе развившегося обмена возникает почва и для введения категории меновой стоимости, наш автор называет собственно товарным производством, определяя при этом сам товар как именно благо, специально предназначенное для обмена. «Вещь может быть полезной,- пишет он,- и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создает потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость... Для того, чтобы стать товаром, продукт должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена»⁵.

Но тогда получается, что товар уже по определению всегда должен обладать такой характеристикой, как меновая стоимость. А это противоречит нашему исходному утверждению о том, что данное свойство он приобретает лишь в определенных конкретных случаях. Кто же не прав? Формально не правы, конечно, мы, но вопрос на самом деле сводится всего лишь к выбору удобной терминологии. Как уже было сказано, Маркс с самого начала делает меновую стоимость главным объектом своего анализа и потому все прочие экономические показатели тоже сразу рассматривает применительно именно к товару. Даже сама первая глава «Капитала» носит у него красноречивое название «Товар», а ее первый параграф, озаглавленный как «Два фактора товара: потребительная стоимость и стоимость (субстанция стоимости, величина стоимости)»⁶, открывается следующими о многом говорящими словами: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как «огромное скопление товаров», а отдельный товар - как элементарная форма этого богатства. Наше исследование начинается поэтому анализом товара»⁷.

Мы же теперь, напротив, хотели бы как раз избежать на данном начальном этапе своего анализа необоснованного углубления неподвластного нам пока вопроса о меновой стоимости и обращаемся к нему вслед за автором «Капитала» только потому, что именно на указанном примере можем продемонстрировать его собственный подход к проблеме измерения интересующих нас прежде всего главных экономических величин. А их мы считаем, подчеркнем специально, изначально присущими не только собственно товару в приведенном выше авторском варианте трактовки этого понятия, но и любому экономическому объекту вообще, в том числе и продукту индивидуального производителя, удовлетворяющего им «свою собственную потребность». (Деятельность которого мы и хотели бы в первую очередь сделать действительным предметом ближайшего исследования, т. к. иначе пришлось бы сразу уточнять, для кого именно оценивается потребительная стоимость и т. д. того или иного товара, что существенно усложнит изложение.) К тому же К. Маркс сам подтверждает правомочность такого подхода следующими собственными словами уже из второго параграфа «Капитала», во многом уточняющими сказанное в первом:

«Для сюртука, впрочем, безразлично, кто его носит, сам ли портной или заказчик портного. В обоих случаях он функционирует как потребительная стоимость. Столь же мало меняет отношение между сюртуком и производящим его трудом тот факт, что портняжный труд становится особой профессией, самостоятельным звеном общественного разделения труда. Там, где это вынуждалось потребностью в одежде, человек портняжил целые тысячелетия, прежде чем из человека сделался портной. Но сюртук, холст, и вообще всякий элемент вещественного богатства, который мы не находим в природе в готовом виде, всегда должен создаваться при посредстве специальной, целесообразной производительной деятельности, приспособляющей различные вещества природы к определенным человеческим потребностям. Следовательно, труд как создатель потребительных стоимостей, как полезный труд, есть независимое от всяких общественных форм условие существования людей, вечная естественная необходимость: без него не был бы возможен обмен веществ между человеком и природой, т. е. не была бы возможна сама человеческая жизнь»⁸.

Но так как в целом, повторим, и потребительная, и производственная стоимости введены в «Капитале» все же как особые характеристики именно товара и только так фигурируют в нем в основном в ходе всего последующего изложения, то мы просто вынуждены теперь в интересах дела перенести сам данный важнейший термин и в свое исследование, используя его везде, однако, уже в принципиально ином качестве (если другое не оговорено специально). Конкретно - в виде особого наименования любого экономического объекта в целом, представляющего какой-либо интерес с точки зрения самой экономической науки.

Подобный способ разрешения затруднений, вызванных преждевременным обращением К. Маркса к вопросам коллективной экономической деятельности (и в частности - к проблемам собственности и распределения, которые, напомним, не входят в целом в сферу вопросов, планируемых к рассмотрению в первой части настоящей книги), мы будем широко применять и в дальнейшем, используя метод частичного изменения смысловой нагрузки отдельных марксовых терминов (без ущерба для понимания общей логики его собственного подхода к непосредственно освещаемой в данный момент теме) в качестве важнейшего средства упоминавшейся выше нивелировки негативных последствий отмеченной методологической ошибки нашего автора. Заметим также, что еще один серьезный разговор о терминах (пусть и в несколько ином русле) нам предстоит в пятом разделе настоящего приложения. Но не будем опережать события и кратко рассмотрим предварительно собственно само ощущение Марксом сути категории меновой стоимости.

«Меновая стоимость прежде всего представляется в виде количественного соотношения,- пишет он,- в виде пропорции, в которой потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого рода,- соотношения, постоянно изменяющегося в зависимости от времени и места. Меновая стоимость кажется поэтому чем то случайным и чисто относительным, а внутренняя, присущая самому товару меновая стоимость... представляется каким-то... противоречием в определении...»⁹. Справедливо полагая, однако, что сами по себе упомянутые пропорции являются лишь отражением каких-то более глубоких экономических закономерностей, свидетельством о существовании которых они, в конечном счете, и выступают, наш автор на основании ряда общих рассуждений (восходящих, в конечном счете, опять-таки к Аристотелю) прямо постулирует далее, «что меновая стоимость вообще может быть лишь способом выражения, лишь «формой проявления» какого-то отличного от нее содержания.

Возьмем далее,- комментирует он эту важнейшую мысль,- два товара... Каково бы ни было их меновое отношение, его всегда можно выразить уравнением... Что говорит нам это уравнение? Что в двух различных вещах ...существует нечто общее равной величины. Следовательно, обе эти вещи равны чему-то третьему, которое само по себе не есть ни первая, ни вторая из них. Таким образом, каждая из них, поскольку она есть меновая стоимость, должна быть сводима к этому третьему»¹⁰. А отсюда уже непосредственно следует и сам важнейший теоретический вывод, согласно которому для адекватного осмысления всей проблемы «меновые стоимости товаров необходимо свести к чему-то общему для них, большие или меньшие количества чего они представляют»¹¹.

Но к чему именно? Ясно, что при ответе на этот главный в сложившейся ситуации вопрос речь может и должна идти в общем случае только о какой-либо комбинации из двух введенных ранее исходных экономических характеристик товара - его потребительной и производственной стоимостей. (Точнее - комбинации указанных характеристик двух товаров, о взаимном обмене которых и идет речь, ибо сам по себе, безотносительно к своим контрагентам по обмену, товар меновой стоимостью, напомним, обладать не может; кроме того, в данном случае требуется различать, как уже говорилось, для кого именно оцениваются названные характеристики, т. к. в обмене всегда участвуют, опять же, не менее двух экономически независимых человек!) И вот как раз здесь-то на первый план и выходит интересующая нас сейчас, прежде всего, исходная проблема измерения названных параметров, ибо без ее разрешения дальнейший разговор о внутренней природе меновой стоимости попросту теряет всякий смысл.

Наш автор прекрасно понимает указанное обстоятельство, показывая несколько ниже в «Капитале» возможные последствия неспособности найти способ названного измерения на примере того же Аристотеля, не сумевшего пойти здесь дальше приведенных пока общих формулировок. «Гений Аристотеля обнаруживается именно в том,- пишет Маркс,- что в отношении стоимости товаров он открывает отношение равенства»¹². Но при этом специально подчеркивает наличие особых причин, которые все же «помешали ему раскрыть, в чем же состоит «в действительности» это отношение равенства»¹³. Отдавая здесь в очередной раз дань уважения названному «великому исследователю, впервые анализировавшему форму стоимости наряду со столь многими формами мышления, общественными формами и естественными формами»¹⁴, К. Маркс дает возможность читателю непосредственно ознакомиться с соответствующими высказываниями последнего по рассматриваемым сейчас вопросам, перемежая их, однако, собственными недвусмысленными комментариями.

Вот как выглядит этот интереснейший отрывок уже третьего параграфа первой главы первого тома «Капитала», посвященный тем особенностям учения Аристотеля, которые характеризуют в данном случае как раз его явную ограниченность вследствие неспособности до конца осознать тот непреложный факт, что все товары принципиально могут и должны «относиться друг к другу как СОИЗМЕРИМЫЕ величины:  «Обмен,- говорит он,- не может иметь места без равенства, а равенство без СОИЗМЕРИМОСТИ»... Но здесь он останавливается в затруднении и прекращает дальнейший анализ формы стоимости. «Однако в действительности невозможно..., чтобы... разнородные вещи были соизмеримы», т. е. качественно равны. Такое приравнивание может быть лишь чем-то чуждым истинной природе вещей, следовательно лишь «искусственным приемом для удовлетворения практической потребности». Итак, Аристотель сам показывает нам, что именно сделало невозможным его дальнейший анализ»¹⁵.

С критикой Аристотеля, кажется, все предельно ясно. Однако давайте теперь непосредственно разберемся, какова, собственно говоря, точка зрения самого нашего автора по проблеме «КОЛИЧЕСТВЕННОЙ» измеримости как упомянутой меновой стоимости, так и, главное, двух исходных базовых экономических характеристик, единственно только и способных служить в определенном сочетании ее исходной внутренней основой? Например, той самой потребительной стоимости, с анализа которой и начинается, как мы видели, непосредственно сам «Капитал»?

3) Об измерении полезности

Напомним, что К. Маркс с самого начала подчеркнул, ведя речь именно о потребительной стоимости, что «каждую полезную вещь... можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества»! Но что конкретно, по его мнению, можно как раз «сказать об отыскании общественных мер для количественной стороны полезных вещей»¹⁶? А вот что: «При рассмотрении потребительных стоимостей всегда предполагается их количественная определенность, например дюжина часов, аршин холста, тонна железа и т.п.»¹⁷. И это, как выясняется, все - больше ничего по поводу измерения полезности наш автор не сообщает, за исключением разве что того, что вытекающие из последнего высказывания принципиальные «различия товарных мер отчасти определяются различной природой самих измеряемых предметов, отчасти же являются условными»¹⁸.

Другими словами, он считает возможным измерять количественно лишь строго однотипные потребительные стоимости, используя для этого сугубо натуральные единицы их веса, длины и т. д. И, напротив, не видит никакого реального способа соизмерения между собой по степени их полезности всех полезных благ в целом! А это значит, что он вообще считает такое свойство товара, как его потребительная стоимость, принципиально не измеримым количественно с общеэкономической точки зрения! И тем самым фактически почти полностью выводит данную важнейшую характеристику за рамки предстоящего научного исследования. Не удивительно поэтому, что предварительный анализ самой категории потребительной стоимости заканчивается в «Капитале» (речь идет о двух первых его страницах!) следующим совершенно неутешительным выводом: «Потребительные стоимости товаров составляют предмет особой дисциплины – товароведения»¹⁹! На самом же деле, как мы впоследствии увидим, к области товароведения относится лишь внешняя форма, в которой выступает та или иная конкретная потребительная стоимость, но никак не воплощенное именно в ее полезности универсальное содержание, определяемое в данном случае именно количественными параметрами самого процесса потребления!

Но вернемся к исходному вопросу о некой единой мере, которая, характеризуя в одинаковой степени абсолютно все товары, должна позволять сравнивать даже наиболее разнородные из них в процессе их взаимного обмена. Если за полезностью самой не признается право иметь такую универсальную количественную меру, то она, естественно, в принципе не может быть признана в подобной ситуации и имеющей какое-либо отношение к названной сейчас искомой общей субстанции, "большие или меньшие количества" которой и определяют непосредственно величину меновой стоимости. (Позволяя различным по своей внешней форме товарам соотноситься друг с другом количественно в особых уравнениях, выражающих реально существующие многочисленные меновые пропорции.) Именно эта краеугольная мысль и проходит поэтому далее красной нитью через все ближайшие рассуждения нашего автора о глубинной основе меновой стоимости, призванные доказать отсутствие якобы всякой связи последней как раз с анализируемой сейчас потребительной стоимостью.

Предварительно, правда, К. Маркс пытается в «Капитале» подойти к тому же выводу несколько другим путем: «Этим общим, - пишет он об упомянутой «общей мере» анализируемых меновых соотношений, - не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные природные свойства товаров. Их телесные свойства принимаются во внимание вообще лишь постольку, поскольку от них зависит полезность товаров, т. е. поскольку они делают товары потребительными стоимостями. Очевидно, с другой стороны, что меновое отношение товаров характеризуется как раз отвлечением от их потребительных стоимостей. В пределах менового отношения товаров каждая потребительная стоимость значит ровно столько же, как и всякая другая, если только она имеется в надлежащей пропорции»²⁰. Другими словами, как видим, наш автор пытается обосновать здесь сначала свой итоговый вывод о том, что «меновое отношение товаров характеризуется как раз отвлечением от их потребительных стоимостей»,  ссылкой на отсутствие якобы прямой связи между названными меновыми пропорциями и «геометрическими, физическими, химическими или какими-либо иными природными свойствами товаров».

Что касается самого этого конкретного утверждения, то с ним в принципе можно было бы и согласиться, но только в том совершенно определенном смысле, что речь пока идет именно о чисто внешней форме вещей, а не об изучаемых экономической наукой их особых, хорошо теперь нам известных характеристиках. Справедлив, естественно, и следующий марксов тезис о прямой зависимости от указанных «телесных свойств» собственно полезности товаров, их потребительной стоимости, позволяющий увязать рассматриваемую внешнею форму вещей уже именно с сугубо экономическим их содержанием. Но каким образом отсюда следует, что и сама полезность не имеет никакого отношения к установлению уравнений обмена, понять уже невозможно! Можно лишь предположить, что мысль Маркса строилась по схеме следующего силлогизма, совершенно ложного с точки зрения обычной формальной логики: раз внешние свойства не могут быть искомой универсальной основой меновых пропорций, но зато прямо влияют на итоговую полезность, значит последняя, мол, тоже не может претендовать на указанное высокое звание.

Но ущербность подобной логики настолько очевидна, что наш автор использует ее, повторим, всего лишь как небольшую предварительную ступень на пути к общему доказательству упомянутого итогового вывода. Главный же его аргумент в поддержку последнего уже полностью соответствует высказанному нами ранее неизбежному умозаключению  и выглядит следующим совершенно недвусмысленным образом: «Как потребительные стоимости товары различаются прежде всего качественно, как меновые стоимости они могут иметь лишь количественные различия, следовательно не заключают в себе ни одного атома потребительной стоимости»²¹!

Итак, как видим, К. Маркс прямо провозглашает, в конце концов, глобальную количественную неизмеримость показателя потребительной стоимости - от былых «качества и количества», заявленных всего три страницы назад, теперь остаются одни только воспоминания. Более того - качество (в смысле отрицания количества) выставляется теперь уже, напротив, как определяющая черта всей данной категории! Указанное обстоятельство, естественно, полностью вычеркивает ее, по совершенно ясно выраженному мнению нашего автора, из возможной формулы для собственно меновой стоимости. (Хотя и здесь не стоит спешить с итоговыми выводами - еще через три страницы, даже не выходя за пределы все того же основополагающего первого параграфа первой главы первого тома «Капитала», цитируемого здесь в первую очередь, мы снова прочтем нечто прямо противоположное!). Но что же тогда он может предложить в качестве другой исходной основы для самого менового соотношения?

Понятно, что в создавшейся ситуации для этой цели может быть использована только оставшаяся вторая базовая характеристика товара - его производственная или трудовая стоимость. Но удается ли Марксу решить все тот же краеугольный вопрос количественного измерения хотя бы данного параметра?

4) Трудовая стоимость

Понятно, что на сей раз позиция Маркса в корне изменяется, ибо в противном случае меновая стоимость вообще рисковала бы остаться без какой-либо объективной основы. И решающий его шаг состоит в том, что он оказывается в состоянии совершенно по-новому взглянуть на сам объект своего анализа, осознав, наконец, принципиальную возможность увидеть за отдельными деревьями собственно образуемый ими единый лес. В данном конкретном случае это новое видение проявилось в том, что за различными по своей форме видами труда наш автор хотя бы частично разглядел одинаковое для всех них универсальное экономическое содержание, определяемое в том числе (и с точки зрения одной из сторон производственного процесса) собственно физическими затратами человеческой рабочей силы. Сделав для себя указанное фундаментальное открытие, он в итоге и получил прямую возможность перейти к имеющему первостепенное значение для всей теории количественному способу описания трудовой стоимости. Благодаря этому последняя и заняла главенствующее положение в его экономической концепции.

Но в том-то и дело, что пришел Маркс к указанному своему принципиальному решению именно ценой отказа от аналогичного количественного рассмотрения второй стороны того же производственного процесса, связанной с созиданием в его ходе собственно потребительной стоимости. (Ибо так и не сумел преодолеть изначальную предубежденность против возможности универсального количественного измерения и названной последней характеристики тоже.) Поэтому все обоснование своего открытия относительно единого подхода к трудовой стоимости Маркс строит в «Капитале», как ни странно, как раз на отрицании аналогичной возможности в отношении стоимости потребительной, прямо постулируя обязательность теоретического отвлечения от таковой. Только заняв такую противоречивую позицию (а она, понятно, была предопределена именно процитированным сейчас ключевым выводом об отсутствии якобы влияния полезности на собственно меновую стоимость, ибо все рассматриваемые сейчас рассуждения нашего автора постоянно вращаются в целом, повторим, непосредственно вокруг главного для него вопроса о сути упомянутой синтетической категории), он оказывается способным увидеть, что «теперь и самый продукт труда приобретает совершенно новый вид.

В самом деле, - продолжает он, - раз мы отвлеклись от его потребительной стоимости, мы вместе с тем отвлеклись также от тех составных частей и форм, товарного тела, которые делают его потребительной стоимостью. (Опять та же в целом принципиально ущербная логика, но только наоборот - совершенно справедливая мысль о необходимости отвлечения при анализе сугубо экономических закономерностей от «геометрических, физических, химических или каких-либо иных природных свойств товаров» на этот раз сама обосновывается абсолютно надуманным тезисом о необходимости отвлечения для этого якобы предварительно от собственно такой прямо связанной с указанными внешними «формами» чисто экономической характеристики, как сама потребительная стоимость - И.Л.). Теперь это уже не стол, или дом, или пряжа, или какая-либо другая полезная вещь. Все чувственно воспринимаемые свойства погасли в нем. Равным образом теперь это уже не продукт труда столяра, или плотника, или прядильщика, или вообще какого-либо иного производительного труда. Вместе с полезным характером продукта труда исчезает и полезный характер представленных в нем видов труда, исчезают, следовательно, различные конкретные формы (!- И.Л.) этих видов труда (вот действительно главный аргумент всей рассматриваемой логики, т.е. отвлечение должно происходить прежде всего как раз от внешней конкретной формы проявления во имя выявления определенного общего внутреннего содержания; конкретность и полезность, вопреки проповедуемому здесь и далее мнению самого Маркса, поддержанному к тому же официальной марксистской традицией, это в общем случае далеко не одно и то же, о чем мы подробно поговорим в следующей главе - И.Л.); последние не различаются более между собой, а сводятся все к одинаковому человеческому труду, к абстрактно человеческому труду.

Рассмотрим теперь, что же осталось от продуктов труда. От них ничего не осталось, кроме одинаковой для всех призрачной предметности, простого сгустка лишенного различий (!- И.Л.) человеческого труда, т.е. затраты человеческой рабочей силы. Все эти вещи представляют собой теперь лишь выражения того, что в их производстве затрачена человеческая рабочая сила, накоплен человеческий труд. Как кристаллы этой общей им всем общественной субстанции, они суть стоимости - товарные стоимости»²².

5) Подробно о терминологии

Вот теперь, процитировав собственно последние слова Маркса, мы и должны вновь специально остановиться и, как и было обещано, подробно поговорить о терминологии. Не жалея при этом, подчеркнем особо, ни времени, ни места, ибо любые недоговоренности по терминологическим вопросам чреваты опасностью просто-напросто потери взаимопонимания. И прежде всего нам необходимо окончательно определиться, наконец, со смысловой трактовкой такого уже неоднократно упоминавшегося ранее в самых различных словосочетаниях и потому безусловно основополагающего понятия, как собственно стоимость.

В русском языке (а мы будем пока в основном говорить о русскоязычной терминологии, т.к. эта книга написана русским языком и рассчитана в первую очередь на русскоговорящих читателей; отсюда также следует, что и работы нашего автора мы будем изучать, прежде всего, в их русском переводе) глагол «стоить», производной формой от которого и выступает существительное «стоимость», является очень многогранным. Поэтому если специально не уточнять в каждом конкретном случае соответствующее функциональное значение обоих названных слов (особенно в научных определениях, где трудно уловить указанное значение непосредственно из контекста), может возникнуть путаница. Одним из способов такого уточнения является использование сложных словосочетаний, в которых, скажем, основное существительное «стоимость» дополняется особым определением в виде конкретизирующего его смысл прилагательного. Именно так до сих пор поступали и мы, следуя здесь в основном в фарватере аналогичной лексики русского текста самого «Капитала». ( Альфред Маршалл в своей знаменитой книге «Принципы экономической науки» тоже прямо подчеркивает, говоря о специфических проблемах любого автора, затрагивающего вопросы экономики, что «для точного выражения своей мысли ему приходится заставлять служить своим целям общеупотребительные понятия с помощью уточняющих прилагательных или других указаний в соответствующем контексте»²³).

Например, первому и наиболее привычному нам в обычной разговорной речи значению глагола «стоить», означающему просто «иметь ту или иную цену, стоимость»²⁴ (здесь и далее точное толкование слов приводится по «Словарю русского языка» С. И. Ожегова), соответствует изначально такой же чисто обиходный вариант смысловой трактовки прямо взаимоувязанного с ним, как видим, существительного «стоимость», понимаемого в данном тривиальном случае как опять же «денежное выражение ценности вещи, цена»²⁵. Но у Маркса эти исходные значения рассматриваемых слов реализуются уже только в специально введенном для полной определенности сложносоставном термине «меновая стоимость». Ведь последняя по его утверждению представляет собой в действительности как раз набор всевозможных пропорций обмена данного товара на любой другой, а значит, включает, в том числе, и выраженное в цене уравнение обмена его на собственно деньги. Таким образом, именно меновая стоимость в одном из своих возможных проявлений является носителем рассмотренного сейчас общеупотребительного значения термина «стоимость» на языке самого нашего автора. И прилагательное «меновая» в данном сложном термине однозначно указывает на конкретный смысл как всего понятия в целом, так и собственно составляющего его основу коренного существительного, полностью снимая в итоге возможную неопределенность в толковании последнего.

Аналогично, второе основное значение исходного глагола «стоить», а именно «заслуживать, быть достойным..., соответствовать... (Стоит внимания. Она его не стоит. Один стоит семерых)»²⁶, реально воплощается в русском тексте «Капитала» в не менее хорошо знакомом нам теперь сложном термине «потребительная стоимость». Причем определение «потребительная» в нем не только указывает на принадлежность всей рассматриваемой категории к совершенно определенному экономическому процессу потребления, но и наполняет в данном случае смыслом вообще само слово «стоимость», которое в описанном «потребительном» значении в русском языке самостоятельно практически не употребляется (и не имеет поэтому соответствующего значения в цитируемом словаре). Вместо него в указанном понимании иногда применяется другое, во многом синонимичное рассматриваемому (и потому даже напрямую использованное в данном качестве в приведенном сейчас его собственном исходном меновом толковании) существительное «ценность», имеющее наряду с такой тривиальной первой формой своей трактовки, как опять же «цена, стоимость»²⁷, еще и собственно отмеченную вторую: «важность, значение»²⁸! Именно «важность» того или иного товара для целей потребления, его «соответствие» им, «заслуживающие» права иметь самостоятельное «значение» в качестве отдельной экономической характеристики, и позволяют ему «быть достойным» такого высокого звания, как «потребительная стоимость», или, попросту говоря, «ценность в потреблении».

Наконец, третьим, и к тому же важнейшим для нашей темы, основным вариантом семантической трактовки все того же во истину универсального глагола «стоить» выступает такое совершенно особое его значение, как «требовать для своего осуществления»²⁹. В качестве пояснения к нему в упомянутом словаре приводятся следующие иллюстрирующие данное специфическое толкование фразы: «Это стоило большого труда. Ему ничего не стоит сделать что-нибудь (не составляет труда)»³⁰. Сюда же следует присовокупить и знакомую теперь нам фразу из «Капитала» о том, что полезность товара «не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительских свойств». Как легко заметить, речь везде на сей раз идет уже отнюдь не об обмене и на самом деле вовсе не о потреблении - теперь на первый план выходит еще один из тех трех фундаментальных экономических процессов, о которых мы только и говорили до сих пор - собственно производство! Ведь теперь обсуждаются непосредственно затраты (причем затраты в основном в форме труда), которые «требуются для осуществления» той или иной задачи. А так как любую из подобных задач можно в широком смысле слова прямо назвать производственной (ибо деятельность по их реализации всегда представляет собой по сути дела производство чего-либо), то легко сделать тот очевидный вывод, что именно производство составляет основное содержание рассматриваемого сейчас третьего варианта трактовки глагола «стоить». Вот так в одном слове и заключается на поверку почти вся экономическая действительность!

(В такой многогранности исходного глагола «стоить», отметим, забегая немного вперед, особо, заключена глубокая внутренняя закономерность - в ней находит свое отражение интуитивное, выработанное многовековым опытом и закрепленное все в том же народном здравом смысле понимание зависимости меновой стоимости вещи не от какой-либо одной отдельной из названных двух основных ее экономических характеристик, а от обеих сразу: как производственной стоимости, так и собственно потребительной. «За внешней простотой общераспространенных выражений скрывается подлинная сложность, - подчеркивал опять же Альфред Маршалл, - и обязанность науки - обнаружить эту скрытую сложность, смело ее встретить и, насколько возможно, упростить ее, с тем чтобы можно было на последующих этапах исследования энергично справляться с трудностями, которые нельзя преодолеть посредством туманных идей и житейского языка»³¹).

Но вернемся к собственно производственным затратам. В свете обсуждаемого сейчас способа конкретизации истинного смысла используемых терминов не составляет труда понять и происхождение непосредственно отражающего их в себе соответствующего сложного термина «производственная стоимость», который мы специально ввели в ходе предыдущих рассуждений. Здесь существительное «стоимость» выступает превращенной формой уже именно последнего третьего значения исходного слова «стоить» (т.е. по сути синонимом понятия «затраты по осуществлению»), а прилагательное «производственная» опять же дополнительно подчеркивает такое особое его толкование, окончательно исключая любые возможные недоразумения. Указанное прилагательное, впрочем,  отнюдь не является единственно возможным определением существительного «стоимость» в названном особом его значении. Ведь с учетом того, что одним из важнейших элементов производственных затрат следует признать собственно труд, еще одним естественно возникающим сложносоставным термином, использующим те же значения анализируемого глагола и упомянутой производной от него формы, выступает, наконец, и собственно «трудовая стоимость», речь о которой давно идет на страницах этой книги.

Но теперь уже ничто не мешает нам окончательно пролить свет на истинную сущность данного внешне несколько загадочного понятия: трудовая стоимость - это в первую очередь просто другое название связанной непосредственно с трудом части общих затрат, необходимых для осуществления какой-либо цели! И определение «трудовая» здесь прямо подчеркивает тот главный в рассматриваемой ситуации факт, что внимание концентрируется не просто на затратах, а на затратах именно и только собственно труда. В целом же трудовая стоимость (т.е. сугубо трудовые затраты) представляет собой важную составную часть общей производственной стоимости (общих производственных затрат) и выступает в качестве несколько подчиненной по отношению к ней категории. Но в некоторых ситуациях, когда остальными составляющими можно по тем или иным причинам пренебречь, она просто замещает собой названную обобщенную затратную «стоимость» (мы имеем тогда дело с «трудовой производственной стоимостью»), представляя своеобразный частный случай последней. Вот об этой особой форме и пойдет теперь речь.

Ведь именно ее и имеет в виду наш автор, когда утверждает в заключительных словах того самого своего высказывания, которым заканчивается предыдущий раздел, что все товары в той мере, в какой они «представляют собой теперь лишь выражения того, что в их производстве затрачена рабочая сила, накоплен человеческий труд», на политико-экономическом языке «суть стоимости - товарные стоимости». Причем никаким конкретизирующим определением сам термин «стоимость» на сей раз, в отличие от двух предыдущих случаев, когда рассматривались меновая и потребительная стоимости, уже не дополняет. Более того - К. Маркс и в дальнейшем везде, где речь идет о собственно трудовых затратах, называет их просто «стоимостью». (А прилагательное «трудовая», как выясняется, к этому понятию добавлено вообще не им, а позднейшими исследователями, желавшими подчеркнуть его основную суть в марксовых рассуждениях. Прилагательное же «производственная» и вовсе представляет собой наше собственное скромное нововведение, ибо специально акцентировать внимание на производственной природе заключенного в стоимости труда, как уже не раз отмечалось, в целом никогда не было особенно принято.) Но почему же  наш автор  отошел здесь от хорошо зарекомендовавшего себя во всех предыдущих случаях собственного правила везде добавлять для полной ясности к анализируемому многогранному термину особое определение?

Объяснение по данному поводу, на наш взгляд, прежде всего должно быть таким: К. Маркс принял для себя, в конце концов, решение считать рассматриваемое третье значение слов «стоить» и «стоимость» (речь, разумеется, идет об аналогичных по смыслу словах немецкого языка) по истине основным, не требующим поэтому вообще каких-то особых пояснений. Напротив, все прочие значения, отличающиеся от названного основного, при этом уже явно нуждались в соответствующих определениях, что и нашло свое конкретное отражение на страницах «Капитала». В тех же его местах, где разговор касался собственно трудовых затрат, поясняющее определение для краткости попросту опускалось. Так что используемый сам по себе термин «стоимость», как теперь окончательно ясно, служит у нашего автора в «Капитале» в первую очередь просто удобной краткой формой, заменяющей такое развернутое понятие, как трудовая стоимость.

Правда, с другой стороны, эта трудовая стоимость, как мы вскоре увидим, трактуется в то же время К. Марксом и как прямая основа еще и самой меновой стоимости, что позволяет вроде бы не делать особого различия между указанными категориями. А значит - и между описанными сейчас третьим и первым значениями самих исходных слов «стоить» и «стоимость». В предшествующей «Капиталу» более ранней работе «К критике политической экономии», например, наш автор сам практически отождествляет обе названные характеристики, сразу называя затраченный на производство товара труд просто меновой стоимостью. Основная причина этого - идущая еще от того же Аристотеля (на которого он здесь прямо и ссылается) традиция, в соответствии с которой «каждый товар представляется»³² с самого начала только со следующих «двух точек зрения: как потребительная стоимость и как меновая стоимость»³³ (отсюда и само обращение почти всех представителей экономической науки сразу к меновым отношениям) . Производственной стоимости, как видим, места здесь пока вообще нет.

Впрочем, у Аристотеля и сама меновая стоимость понимается совсем иначе, нежели описанная выше ее окончательная трактовка у нашего автора - как всего лишь особая форма проявления все той же потребительной стоимости, прямо связанная со специфическим способом употребления специально предназначенной для обмена вещи. «Для своего владельца товар (здесь - именно вещь, предназначенная для обмена - И.Л.) есть потребительная стоимость только лишь в качестве меновой стоимости»³⁴,- пишет чуть позже в названной книге К. Маркс, специально подчеркивая при этом, что «именно в этой определенности Аристотель понимает меновую стоимость»³⁵. Но сам он, повторим, вкладывает в данное понятие уже совершенно другой смысл. Сначала, как и в окончательном виде в «Капитале», наш автор трактует названную характеристику в том базовом для нас ее значении, в каковом «меновая стоимость выступает прежде всего как количественное отношение, в котором потребительные стоимости обмениваются одна на другую»³⁶ . Но затем, как уже было сказано, считая основой упомянутых меновых отношений именно труд, он прямо называет затраты последнего опять же меновой стоимостью, ибо трудовой стоимости как отдельной категории для него здесь еще просто не существует.

Естественно, что при таком подходе нет никакой практической необходимости вводить и особое понятие собственно «стоимости» (как конкретного выражения затраченного труда), и если Маркс все же употребляет иногда это слово в предшествующих «Капиталу» произведениях в виде самостоятельного термина, то вкладывает в него там, как правило, только чисто бытовой меновой смысл. Заметим также, что в качестве синонимов тех же трудовой и меновой стоимостей у него там используются зачастую и еще несколько составных терминов, производных все от того же коренного слова (способных к тому же во многом прояснить и истинную этимологию рассматриваемых основных). Дело в том, что практически вся анализируемая сейчас марксова терминология была в главной своей части почти полностью заимствована им у Рикардо, первоначально повторяя, соответственно, также и главные ошибки последнего. И лишь затем, постепенно, по мере накопления нашим автором новых знаний, она шаг за шагом освобождалась от таковых, отражая своей поэтапной трансформацией основные направления совершенствования всей его теории в целом. А следовательно, лучшим пояснением к вопросу о происхождении окончательной редакции того или иного из рассматриваемых сейчас его базовых терминов (как и собственно самих главных теоретических выводов) может послужить как раз изучение указанной их поэтапной трансформации, а также обусловивших ее основных мотивов, связанных с уточнением им своих взглядов на соответствующий коренной вопрос.

Сами же указанные мотивы легче всего можно проследить, опираясь на собственноручную критику Марксом как раз исходной рикардианской терминологии, высказанную им в небольшом специальном разделе его «Теорий прибавочной стоимости», имеющем весьма характерное название «Путаница у Рикардо в вопросе об абсолютной и относительной стоимости...». Именно в названной работе, написанной как раз в промежутке между выходом в свет упомянутой «К критике политической экономии», с одной стороны, и собственно окончательного варианта «Капитала», с другой, он и счел необходимым изложить свои «несколько замечаний о том, как Рикардо беспорядочно смешивает друг с другом различные определения «стоимости».

...Сначала Рикардо,- прямо указывает Маркс там,- называет стоимость «меновой стоимостью» и вместе с А. Смитом определяет ее как «способность покупать другие блага». Это - меновая стоимость в том виде, в каком она прежде всего выступает в явлении. Но затем он переходит к действительному определению стоимости: «Относительная стоимость товаров... определяется тем сравнительным количеством товаров, которое производится трудом»... «Относительной стоимостью» здесь называется не что иное, как меновая стоимость, определяемая рабочим временем. Но относительная стоимость может иметь также и другой смысл, а именно - поскольку меновую стоимость одного товара я выражаю в в потребительной стоимости другого, например, меновую стоимость сахара - в потребительной стоимости кофе... Эту «относительную стоимость» Рикардо в дальнейшем называет также «сравнительной стоимостью»... Эта «относительная или сравнительная стоимость» сахара или кофе, - то соотношение, в котором они обмениваются, - отличается от относительной стоимости в первом смысле. Относительная стоимость сахара в ее первом смысле определяется той массой сахара, которая может быть произведена в течение определенного рабочего времени. Во втором случае относительная стоимость сахара и кофе выражает то соотношение, в котором они обмениваются друг на друга...

Поэтому, выражаю ли я стоимость каждого из двух товаров в потребительной стоимости другого из них или в их денежной цене, представляя обе стоимости в потребительной стоимости третьего товара, - эти относительные, или сравнительные, стоимости, или цены... следует отличать от ...относительных стоимостей в первом смысле, т. е. поскольку они выражают исключительно лишь ...количества рабочего времени, необходимого для их собственного производства, т. е. овеществленного в них самих. Эта последняя относительная стоимость выступает, стало быть, как «абсолютная стоимость» в сравнении с относительными стоимостями во втором смысле, в смысле реального выражения меновой стоимости одного товара в потребительной стоимости другого товара или в деньгах. Поэтому-то у Рикардо для обозначения «относительной стоимости» в первом смысле и встречается выражение «абсолютная стоимость»... Эту «абсолютную» стоимость Рикардо в других случаях называет также «действительной стоимостью» или просто «стоимостью»³⁷.

Видимо,  именно на основании процитированных сейчас общих соображений наш автор и принимает решение устранить такую же неоднозначность в понимании ключевого термина «меновая стоимость» (вследствие обозначения им двух принципиально разных понятий) и в своей собственной теории, используя это словосочетание в «Капитале» (в отличие от предшествующей ему «К критике политической экономии») уже только для описания собственно уравнений обмена. Более того - здесь он в корне изменяет, как мы видели, и сам взгляд на товар вообще, трактуя его уже как исходное двуединство в первую очередь потребительной стоимости и стоимости. (В понимании последнего термина уже как выражения именно затраченного труда, причем само использование его в качестве основного для обозначения собственно трудовой стоимости тоже окончательно выкристаллизовалось, как можно заметить, в ходе приведенных сейчас рассуждений.) Другими словами, К. Маркс приходит к тому очевидному выводу, что меновая и трудовая стоимости, не смотря на их несомненную взаимосвязь (в его понимании - почти абсолютную), - это все же далеко не одно и то же. И отдает при этом пальму первенства именно трудовой стоимости.

«Дальнейший ход исследования приведет нас... к меновой стоимости как необходимому способу выражения, или форме проявления стоимости; - формулирует он свои конечные планы в том же первом параграфе «Капитала», но тут же специально подчеркивает: - тем не менее стоимость должна быть сначала рассмотрена независимо от этой формы»³⁸! И чуть позже подробно поясняет эту мысль о необходимости разделять форму и содержание в следующем, окончательно расставляющем все точки над «и» высказывании:

«Форма стоимости товара заключается в его стоимостном отношении к неоднородному с ним товару, или его меновом отношении к этому последнему (здесь особое значение слова «стоимостной», отличное от основного его толкования в анализируемом главном марксовом труде, специально разъясняется, как видим, самим автором, причем это его пояснение во многом относится и к непосредственно предшествующему данному, но приведенному нами немного ранее поучительному высказыванию о причинах неспособности Аристотеля раскрыть скрываемое за отмеченной формой внутреннее содержание - И.Л.). Стоимость товара А, - продолжает Маркс, - ...ВЫРАЖАЕТСЯ в способности определенного количества товара В обмениваться на данное количество товара А. Другими словами: стоимость товара получает самостоятельное ВЫРАЖЕНИЕ, когда она представлена как «меновая стоимость». Когда мы в начале этой главы, придерживаясь ОБЩЕПРИНЯТОГО обозначения, говорили: товар есть потребительная стоимость и меновая стоимость (см. цитату, открывающую второй раздел настоящего приложения, во многом еще повторяющую исходную позицию из «К критике политической экономии» - И.Л.), то, строго говоря, это было не верно. Товар есть потребительная стоимость, или предмет потребления, и «стоимость».

Он обнаруживает эту свою двойственную природу, когда его стоимость получает собственную, отличную от его натуральной, форму проявления, а именно форму меновой стоимости, причем товар, рассматриваемый изолированно, никогда не обладает этой формой, но обладает ею всегда лишь в стоимостном отношении, или в меновом отношении, к другому, неоднородному с ним товару. Раз мы это помним, указанное выше неточное словоупотребление не приводит к ошибкам, а служит только для сокращения. Наш анализ показал, что форма стоимости, или выражение стоимости, товара вытекает из природы товарной стоимости, а не наоборот, не стоимость и величина стоимости вытекает из способа ее выражения как меновой стоимости»³⁹.

После этих слов уже не возникает никаких вопросов и по поводу собственно итогового политико-экономического толкования самого слова «стоимость» в изданном в середине восьмидесятых (а значит обязательно учитывающем лексикон «Капитала») том же словаре С. И. Ожегова, где в первую очередь приводится именно названное сейчас его значение: «Определенное количество общественно необходимого труда, затраченного на производство товара и овеществленного, воплощенного в этом товаре»⁴⁰.

Итак, по Марксу стоимость, повторим, это прежде всего полный аналог того, что в предыдущих наших рассуждениях именовалось трудовой стоимостью (которая в свой черед является частным случаем стоимости производственной). И мы теперь, подчеркнем специально, тоже впредь будем трактовать названный термин, если нет особых оговорок, именно таким образом. Хотя иногда, вслед за самим нашим автором, нам и придется иметь дело и с другими описанными возможными значениями этого слова. В том числе не только меновым, как отмечалось, но и полезностным. Например, нам не сложно будет понять теперь истинный смысл следующего высказывания из той же работы «К критике политической экономии»: «Потребительная стоимость имеет стоимость только для потребления и реализуется только в процессе потребления»⁴¹. Здесь, как видим, слову «стоимость» придан именно полезностный смысл, непосредственно следующий из контекста. Вне последнего этот смысл вообще трудно было бы уловить, т. к. в данном понимании (т. е. как важность, значимость) названное слово в русском языке, как уже говорилось, самостоятельно практически не употребляется.

Для такого случая существует, напомним, его близкий синоним – «ценность». Да и саму полезность тоже более естественно, как мы видели, называть в такой редакции «потребительной ценностью». Неудивительно поэтому, что именно последний сложный термин и использовался преимущественно в дореволюционных русскоязычных публикациях на экономические темы, посвященных в том числе и марксовому учению. Более того - там слово «ценность» вообще играло решающую роль, заменяя «стоимость» в том числе и в таких легко узнаваемых сложных терминах, как «меновая ценность» и «трудовая ценность». Это дало даже повод некоторым современным авторам выступить с предложением вновь вернуться к такому варианту подачи данных основополагающих категорий, как более правильно выражающему их итоговый смысл (точнее - в большей степени ориентированному на анализ собственно полезности, как основного понятия современной экономической науки).

Не желая с ними спорить по существу (ибо такой спор будет во многом беспредметным - слова эти, повторим, в главном бытовом своем значении являются близкими синонимами, причем даже само толкование в данном смысле одного из них, как мы видели, дается с обязательным привлечением второго, и наоборот), мы, однако, сохраним все же в своей книге уже достаточно подробно рассмотренную первоначальную терминологию с использованием в качестве основы именно слова «стоимость». И сделаем это по следующим, по крайней мере, трем основным причинам. Во-первых, именно названная терминология применена в базовом для нас втором издании сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (1 - 50 т.), которое мы используем здесь повсеместно для цитирования. Во-вторых, она полностью согласуется с самим многогранным словом «стоить», которому трудно подобрать полноценную, имеющую все три отмеченные основные значения, замену, созвучную в какой-то мере с существительным «ценность». Наконец, в-третьих, и это, пожалуй, самое главное, последнее существительное, достаточно хорошо вписываясь согласно отмеченным двум вариантам своей трактовки в словосочетания «потребительная ценность» и «меновая ценность», весьма слабо согласуется, однако, с прилагательными «трудовая» и «производственная», ибо не имеет на сей раз именно свойственного одной только стоимости сугубо затратного значения.

Точнее, оно может, конечно, использоваться в сочетании, например, с прилагательным «трудовая», но сам образуемый при этом сложный термин воспринимается скорее не как синоним трудовых затрат, а как непосредственное указание на трудовую основу в теории К. Маркса самой меновой ценности. Что также выражают и такие часто встречающиеся терминологические образования, как «трудовая теория ценности» и, соответственно, «трудовая теория стоимости». При чем сами слова «ценность» или «стоимость» в них прямо используются уже в чисто меновом понимании, т.е. фактически разговор сразу переводится в меновую плоскость и речь далее идет по существу о «трудовой теории меновой ценности» или «трудовой теории меновой стоимости». Но мы уже не раз  подчеркивали,  что  не  считаем  теорию  обмена К. Маркса законченной концепцией и не хотели бы вообще на ней здесь подробно останавливаться (да, и не является она, как ранее говорилось и будет теперь уже вскоре продемонстрировано непосредственно, по настоящему «трудовой»). Зато сама трудовая стоимость (т.е. производственная стоимость в данном конкретном ее проявлении) исследована К. Марксом в целом действительно глубоко, что и составляет, по нашему убеждению, главное его научное достижение с точки зрения чисто экономической проблематики. Поэтому и собственно всю марксову теорию мы считаем более правильным называть именно так, как это делалось нами с самого начала – «теорией трудовой стоимости». А слово «ценность» в таком сочетании, повторим, практически не применимо.

Отсюда также следует, что, сохраняя слово «стоимость», мы по существу подчеркиваем важнейшее значение собственно трудовой стоимости и для современной экономической науки, в которой этот фундаментальный параметр пока явно недооценивается. Ну а для потребительной стоимости (если кого-то смущает не совсем корректное использование названного коренного существительного и в данном составном термине) у нас всегда остается под рукой введенный опять же самим Марксом ее полный синоним «полезность», против которого уже никто сегодня возражать не станет.

6) О производственной стоимости в целом

Итак, разобравшись, наконец, окончательно с марксовой терминологией, мы теперь уже без всяких опасений быть неправильно понятыми можем продолжить прерванное изложение его взглядов в «Капитале» на принципы измерения такой важнейшей характеристики, как сама производственная стоимость (в трудовом ее варианте). Точно формулируя главное условие собственно измеримости чего-либо вообще, наш автор прямо указывает здесь, «что различные вещи становятся количественно сравнимыми лишь после того, как они сведены к одному и тому же единству. Только как выражения одного и того же единства, - подчеркивает он, - они являются одноименными, а следовательно, соизмеримыми величинами»⁴². И поэтому первым шагом к измерению собственно трудовых затрат К. Маркс справедливо считает сведение их как раз к «одноименной» величине - в данном случае, как мы видели, «к одинаковому человеческому труду, к абстрактно человеческому труду». Именно этим путем успешно разрешается у него сама исходная задача установления собственно единой «субстанции стоимости».

Но на следующем этапе должна быть конкретизирована еще и «величина стоимости» (наш автор постоянно подчеркивает различие названных задач), чего он теперь и добивается в первом приближении при помощи следующего рассуждения: «Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой «созидающей стоимость субстанции». Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем, а рабочее время находит, в свою очередь, свой масштаб в определенных долях времени, каковы: час, день и т. д.»⁴³.

Данным рассуждением, конечно, не исчерпывается сам марксов взгляд на величину стоимости - о нем мы еще не раз будем подробно говорить впоследствии. Но для ближайшего анализа нам пока вполне достаточно уже сказанного. Гораздо интереснее для нас сейчас другая мысль, косвенно следующая из последнего высказывания - о возможности трактовки самого времени как особого ресурса, всегда затрачиваемого в ходе любой производственной деятельности. Правда, сам наш автор смотрит на время лишь как на своеобразную форму учета опять-таки только собственно трудовых затрат, ибо для него, повторим, производственная стоимость пока полностью сводится к одним только последним. Но для полноценного анализа всей этой фундаментальной категории в целом, как сложного комплекса многих взаимосвязанных затрат, необходимых для реализации той или иной производственной задачи, учета одного только затраченного труда, подчеркнем теперь специально, явно недостаточно.

Точнее, все многообразие возможных видов затрат просто не может быть сведено в конечном счете к одному только труду, как это пытается сделать в своей теории К. Маркс. Как не может быть оно сведено, отметим сразу, и к затратам одной только полезности, что, напротив, пытаются осуществить некоторые разновидности неоклассической экономической теории. Да и вообще любые попытки построить односторонне упрощенную экономическую теорию (как и физическую, т.е. естественнонаучную в целом) заранее обрекают ее на неизбежную ущербность, ибо из поля зрения исследователя при этом обязательно выпадают многие исходные процессы и взаимодействия.

Если же говорить конкретно об оценке во всей ее полноте именно категории производственной стоимости, то обязательно нужно оперировать более чем с одним видом принципиально не сводимых друг к другу первичных производственных затрат, число которых, однако, действительно не должно превышать некоторый разумно необходимый предел. К таким первичным видам, как следует из ранее сказанного, пока можно отнести (впоследствии мы уточним этот перечень, введя более строгую классификацию), во-первых, собственно сам труд, во-вторых, затраченное на производство время (при чем не только «рабочее время», которым Маркс предлагает измерять тот же затраченный труд, а время, как самостоятельный вид затрат, являющийся отдельным экономическим «измерением») и, наконец, в-третьих, затраченные вещественные потребительные стоимости, вовлеченные в данный производственный процесс в качестве необходимых его составляющих.

Важнейшую роль последних, к слову, наш автор в целом вполне осознает, прямо указывая, например, в «Капитале», что произведенные человеком «потребительные стоимости ...представляют собой соединение двух элементов - вещества природы и труда. За вычетом суммы всех полезных видов труда, заключающихся в (любой произведенной потребительной стоимости - И.Л.) ...всегда остается известный материальный субстрат, который существует от природы, без всякого содействия человека. Человек в процессе производства может действовать лишь так, как действует сама природа, т.е. может изменять лишь формы веществ. («Все явления вселенной, созданы ли они рукой человека или же всеобщими законами природы, не дают нам идеи о действительном сотворении материи, а дают лишь идею о ее видоизменении. Соединение и разделение - вот единственные элементы, которые обнаруживает человеческий разум, анализируя идею производства...»). Более того. В самом этом труде формирования он постоянно опирается на содействие сил природы (эти силы в самом общем понимании сводятся все к тем же веществу природы и времени - И.Л.). Следовательно, труд не единственный источник производимых им потребительных стоимостей, вещественного богатства. Труд есть отец богатства, как говорит Уильям Петти, земля - его мать»⁴⁴.

Но как ни очевидна вся эта логика нашему автору, он все же отказывается применить ее непосредственно к главному здесь для нас вопросу о полной величине производственной стоимости, считая ее, просто-напросто, совершенно излишней категорией. И аргументирует данную свою весьма противоестественную позицию тем, что к категории собственно абстрактного труда, которая заранее объявлена им единоличной основой не только трудовой, но и - главное - меновой стоимости, только и интересующей его по-настоящему в свете рассматриваемой проблематики, все дополняющие названный труд чисто природные факторы, видите ли, прямого отношения уже не имеют.

«Так как меновая стоимость товаров, - пишет он, например, в «К критике политической экономии», - в действительности есть не что иное, как взаимное отношение труда отдельных лиц в качестве равного и всеобщего, не что иное, как предметное выражение специфически общественной формы труда, то тавтологией является утверждение, что труд есть единственный источник меновой стоимости, а потому и богатства, поскольку оно состоит из меновых стоимостей. Такой же тавтологией является утверждение, что вещество природы, как таковое, не имеет меновой стоимости («В своем естественном состоянии вещество всегда лишено стоимости...»), так как оно не содержит труда, и что меновая стоимость как таковая не содержит вещества природы. Однако, когда Уильям Петти называет «труд отцом богатства, а землю его матерью», ...во всех этих рассуждениях речь идет не об абстрактном труде, как источнике меновой стоимости, но о труде конкретном, как источнике общественного богатства, короче - о труде, поскольку он производит потребительные стоимости. Поскольку предполагается потребительная стоимость товара, постольку предполагается особая полезность, определенная целесообразность затраченного на него труда; этим, однако, с точки зрения товара, исчерпывается вместе с тем всякий интерес к труду как к полезному труду»⁴⁵!

Что касается собственно абстрактного труда, как одной из составных частей полных производственных затрат, то здесь с Марксом, конечно, нельзя не согласиться - ничего кроме самого труда к этому обобщающему понятию отнесено, естественно, быть не может. Но почему, по его мнению,  «всякий интерес к труду как к полезному труду», под которым им по сути дела подразумевается уже производство в целом, т. е. к специально осуществляемому целесообразному процессу, направленному на создание «общественного богатства» (здесь опять-таки имеет место различное толкование одного и того же слова, а именно - слова «труд»), «исчерпывается с точки зрения товара» одной только потребительной стоимостью (при полном игнорировании, напротив, второй главной характеристики любого товара - стоимости производственной во всей ее совокупности, напрямую связанной именно с параметрами самого производства), понять, согласитесь, трудно. Впрочем, некоторые мысли по поводу происхождения этого его труднообъяснимого умозаключения, которое собственно и вызывает наибольшее недоумение с позиций даже самой элементарной логики, можно косвенно почерпнуть в первой половине анализируемого сейчас высказывания. Полную же ясность в данный вопрос вносит еще одно высказывание из той же работы, специально предназначенное именно для «обоснования» предыдущего:

«Относительно труда, поскольку он производит потребительные стоимости, - прямо подчеркивает Маркс в нем, - ошибочно утверждать, что он есть единственный источник произведенного им, а именно - вещественного богатства. Так как этот труд есть деятельность, направленная на освоение вещественных элементов для той или иной цели, то он нуждается в веществе как предпосылке. В различных потребительных стоимостях пропорция между трудом и веществом природы очень различна, но потребительная стоимость всегда содержит какой-либо природный субстрат. Как целесообразная деятельность, направленная на освоение элементов природы в той или иной форме, труд составляет естественное условие человеческого существования, условие обмена веществ между человеком и природой, независимое от каких бы то ни было социальных форм. Напротив, труд, создающий меновую стоимость, есть специфически общественная форма труда»⁴⁶.

Вот теперь, после заключительных слов нашего автора, и становится, наконец, хорошо понятным, что именно побудило его пренебречь анализом всей производственной стоимости в целом. Эта категория, попросту говоря, оказалась прямой жертвой упоминавшегося уже выше его глубоко ошибочного непоколебимого желания изучать только чисто общественные формы человеческой жизнедеятельности. А так как «труд вообще», как особая «целесообразная деятельность, направленная на освоение элементов природы, составляет естественное условие человеческого существования, условие обмена веществ между человеком и природой, независимое от каких бы то ни было социальных форм», т. е. не вписывается в эту его узкую концепцию изначально общественного подхода, то и изучение характеристик такого труда во всей их полноте К. Маркс считает совершенно излишним. Отсюда, к слову, и отношение к показателю потребительной стоимости, как к чему-то второстепенному, не имеющему универсального количественного измерения. Отсюда и пренебрежение всеми прочими составляющими производственной стоимости, кроме собственно самого абстрактного труда.

Ведь их анализ опять же имеет смысл только в рамках изучения труда вообще, т. е. «конкретного труда», как «источника вещественного богатства, короче - труда, поскольку он производит потребительные стоимости». Но т. к. последними для нашего автора и «исчерпывается всякий интерес к труду как к полезному труду», а сами они его при этом тоже не сильно интересуют, то и уделять много внимания «деятельности, направленной на освоение вещественных элементов для той или иной цели», действительно «нуждающейся в веществе как предпосылке», он считает просто излишним.

По-настоящему его интересует, повторим, только параметр меновой стоимости, характеризующий именно «специфически общественную» форму деятельности. Убедив себя при этом изначально (путем использования аргумента об отсутствии якобы у товара каких-либо иных, кроме трудовой стоимости, показателей, поддающихся универсальному количественному измерению), что «меновая стоимость товаров в действительности есть не что иное, как ...выражение специфически общественной формы труда», и считая таковой только сам абстрактный труд, олицетворяющий затраты человеческой рабочей силы, К. Маркс и ограничивает в результате рамки своего анализа фактически только последними, почти полностью игнорируя все прочие характеристики производства в целом. В том числе, понятно, и производственную стоимость, оценить которую количественно во всей ее полноте он просто не в состоянии (ведь входящие в ее состав те же целесообразно затрачиваемые потребительные стоимости единому измерению по его мнению никак не поддаются). А значит, эта важнейшая характеристика вообще оказывается как бы за гранью марксовых научных интересов, попросту выпадая из его поля зрения. Приводимые же им внешне красноречивые слова о труде, как отце богатства, и природе, как его матери, на поверку оказываются всего лишь пустым звуком, совершенно не влияющим на сам итоговый вывод нашего автора, считающего абстрактный труд единственным достойным внимания фактором, заслуживающим сколько-нибудь полноценного изучения экономической наукой.

Появление указанных слов на страницах «Капитала» и других его главных трудов вообще объясняется, по большому счету, вовсе не стремлением как-либо дополнить указанный весьма усеченный в целом анализ, а необходимостью так или иначе осветить в них в некоторой степени связанный с рассмотренной сейчас общей проблемой о несводимости производственной стоимости к одному только труду частный вопрос: как быть с меновой стоимостью товаров, произведенных вообще без всякого трудового участия? Ведь если труд, как только что выяснилось, сам никогда не является «единственным источником потребительных стоимостей», то другие их источники, напротив, вовсе не обязательно всегда нуждаются в его содействии. Иначе говоря, потребительные стоимости в принципе могут быть созданы природой в полностью готовом виде и абсолютно самостоятельно, без помощи человека, а значит, не содержат в себе в этом случае ни капли труда вообще. «Вещь может быть потребительной стоимостью, - прямо указывает на это обстоятельство К. Маркс в том же основополагающем первом параграфе «Капитала», - и не быть стоимостью. Так бывает, когда ее полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т.д.»⁴⁷.

Но тогда получается, что все такие товары, имея уже по условию нулевую трудовую стоимость, должны характеризоваться, если следовать до конца уже не раз упомянутой логике самого нашего автора, и нулевой меновой стоимостью, хотя на практике зачастую имеет место совсем иное. Характеризуя это противоречие в той же «К критике политической экономии», К. Маркс описывает его так: «Если меновая стоимость есть не что иное, как содержащееся в товаре рабочее время, то каким образом могут товары, вовсе не содержащие в себе труда, обладать меновой стоимостью или, другими словами, откуда берется меновая стоимость того, что создано исключительно силами природы? - И дает следующий ответ на поставленный вопрос: - Эта проблема разрешается в учении о земельной ренте»⁴⁸. Следуя этому тезису, мы также не будем здесь более задерживать внимание читателей на всей связанной с данным вопросом проблематике, отложив его рассмотрение до соответствующего анализа названного учения. Тем более что упомянутые сейчас товары с полностью нулевой трудовой стоимостью встречаются на практике чрезвычайно редко, а у остальных вещей несводимая к этой характеристике часть их производственной стоимости обычно относительно невелика, вследствие чего ею, как уже говорилось, зачастую можно просто пренебречь. Да и к основному вопросу настоящей главы указанные проблемы в целом отношения также не имеют.

7) Итоговый взгляд на внутреннюю основу меновой стоимости

Теперь же нам предстоит несколько подробнее охарактеризовать сам взгляд К. Маркса на злополучную категорию меновой стоимости, объективной основой которой он считает, как уже не раз говорилось, по внешней видимости один только труд. Что и провозглашает, наконец, в том же первом параграфе «Капитала» в следующем на первый взгляд уже окончательно расставляющем все по своим местам утверждении: «В самом меновом отношении товаров их меновая стоимость явилась нам как нечто совершенно не зависимое от их потребительных стоимостей. Если мы действительно отвлечемся от потребительной стоимости продуктов труда, то получим их стоимость, как она была только что определена. Таким образом, то общее, что выражается в меновом отношении, или меновой стоимости товаров, и есть их стоимость»⁴⁹!

Казалось бы, все теперь предельно ясно: именно трудовая стоимость является, по мнению нашего автора, единственной внутренней причиной, определяющей величину меновой стоимости, а потребительная стоимость, напротив, не имеет к таковой абсолютно никакого отношения. Однако, как показывает дальнейший ход событий, спешить с подобными выводами не стоит - в заключающих сам первый параграф двух коротких предложениях мы читаем уже нечто прямо противоположное, почти полностью перечеркивающее приведенное только что высказывание: «Вещь не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости»⁵⁰!

Вот так - на протяжении всего вводного параграфа, как мы имели возможность убедиться, меновая стоимость товаров декларировалась нашим автором «как нечто совершенно не зависимое от их потребительных стоимостей», а под самый его занавес вдруг оказывается, что стоимость любой вещи (а вслед за нею в понимании Маркса, естественно, и ее меновая стоимость, о которой в первую очередь и идет здесь в действительности речь) требует обязательного учета при своем исчислении как раз степени ее полезности! Т.е. последняя категория, будучи на словах громогласно изгнанной из искомой формулы для меновой стоимости (более того - даже из всей экономической науки, т.к. в «К критике политической экономии», к примеру, с самого начала прямо подчеркивается: «Потребительная стоимость, хотя и является предметом общественных потребностей и потому включена в общественную связь, не выражает, однако, никакого общественного производственного отношения... Быть потребительной стоимостью представляется необходимым условием для товара, но быть товаром, это - назначение, безразличное к потребительной стоимости. Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т.е. потребительная стоимость как потребительная стоимость, находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией»⁵¹), на самом деле, хотя и без излишнего шума, фактически включается все же в нее нашим автором - в виде своеобразного ограничительного условия, требующего безусловной увязки стоимостеобразующей способности затраченного на производство той или иной вещи труда с уровнем его полезности, которая, в свою очередь, определяется полезностью самого товара.

Такой сложный путь Маркс вынужден выбрать именно в силу своего предубеждения относительно принципиальной невозможности количественного соизмерения (методом опять-таки сведения к одному и тому же одноименному единству) полезности в целом, вследствие чего он не мог включить последнюю в упомянутую формулу для меновой стоимости прямо. Но жизнь властно требовала такого шага (иначе бы, как мы увидим в следующей главе, получались бы просто абсурдные выводы), и наш автор, сам до конца не осознавая этого, сделал если не полновесный, то, по крайней мере, явный полушаг в данном направлении. Однако пошел при этом, как мы видели, сложным окружным путем, определив саму меновую стоимость якобы одними только производственными затратами (конкретно - затраченным трудом). Это и создало видимость чисто трудовой природы меновой стоимости в его теории, введя в заблуждение не только многочисленных читателей, но и в какой-то мере самого автора. И мало кто обратил особое внимание на то, что сама трудовая стоимость, провозглашенная непосредственной имманентной основой любой меновой пропорции, определяется при этом у него совершенно специфическим образом - в упомянутой теснейшей взаимоувязке с конкретной степенью полезности рассматриваемого товара, с его же потребительной стоимостью.

Другими словами, что полезность так же влияет в данной концепции на итоговое уравнение обмена, как и собственно реальные трудовые затраты, но только включена в формулу для меновой стоимости не непосредственно (почему сама «формула» как таковая у К. Маркса вообще отсутствует), а через преобразование названных реальных затрат в некую трансформированную их форму, учитывающую в себе сразу обе упомянутые основные характеристики одновременно (точнее, еще большее их число, т. к. уравнение обмена, как уже говорилось, включает в себя экономические параметры по меньшей мере двух товаров, оцениваемые к тому же для двух разных людей, о чем, между прочим, Маркс сам прямо говорит в короткой специальной второй главе «Капитала» с характерным названием «Процесс обмена»).

Для читателей, хотя бы немного ориентирующихся в математике, смысл нашего последнего заявления о косвенной форме учета полезности хорошо понятен, ибо не суть важно, как именно та или другая величина входит в какую-либо математическую формулу - последнюю всегда можно преобразовать к интересующему нас виду. Для остальных же все станет достаточно ясным в следующей главе, когда мы частично рассмотрим сущность фундаментального марксового понятия общественной необходимости, призванного в первую очередь обеспечить именно реализацию задачи введения в анализ на словах почти не нужной в нем категории потребительной стоимости. Тогда и выяснится, что тот самый общественно необходимый труд, который уже несколько раз упоминался без всяких объяснений на наших страницах, и есть на самом деле названная трансформированная форма затрат, в которой в равной степени находят свое отражение как сами реальные затраты по производству рассматриваемого продукта, так и собственно полезность последнего.

И благодаря этому теория меновой стоимости нашего автора пусть и не до конца (все-таки здесь имел место, напомним, только полушаг, ибо измерять потребительные стоимости количественно он считал возможным лишь в натуральных единицах определенных строго однотипных товаров), но приобрела явный элемент объективности. Хотя в целом, как уже не раз говорилось, так и осталась незаконченной концепцией, о которой мы здесь вообще ведем речь только потому, что именно на ее фоне К. Маркс и рассмотрел все действительно интересующие нас сейчас основные вопросы. И в том числе саму исходную задачу сопоставления между собой выраженных соответственно в потребительной и производственной стоимостях товара результата любой целесообразной человеческой деятельности и всегда сопровождающих ее затрат. Данная важнейшая задача тоже оказалась практически без ответа в силу все того же отказа нашего автора учитывать в полной количественной определенности все прочие экономические величины помимо собственно самого затраченного труда. (Что касается дополняющих его в рамках собственно производственной стоимости отдельных составных частей последней, то все они, включая затраченное время, тоже получили некоторое косвенное отражение в анализируемой теории, о чем нам еще также предстоит говорить впоследствии, но, в конечном счете, так и остались на ее задворках.)

Итак, повторим,  полезность  получилась   включенной   в   теорию К. Маркса особым косвенным способом - через преобразование определенным образом величины самих трудовых затрат. В этом и состоит главная особенность примененного им способа изложения экономических закономерностей, вылившегося, как отмечалось в предисловии, в особый научный язык - язык теории трудовой стоимости. При этом сама последняя категория превратилась у него, в конечном счете, в сложную комбинированную величину, в которой соединились все три основные экономические понятия - помимо собственно трудовой еще и отмеченные потребительная и меновая стоимости. (Весьма символичен в этом смысле сам авторский выбор названия для названной многозначной характеристики - просто «стоимость»: в данном слове, напомним, в той или иной мере изначально заложены все упомянутые сейчас аспекты.) А общая схема теории стала удивительно похожа, как отмечалось, на геоцентрическую систему мироздания, т. к. в обоих случаях оказались несколько асимметрично выбраны сами центральные точки отсчета, что и привело к неоправданному усложнению возникающих картин.

В космологии такой выбор всегда был связан с распределением приоритетов между Землей и Солнцем, в экономике же - между трудом по производству товара и собственно потреблением последнего. Маркс поставил в центр экономической картины мира именно труд (в упоминавшемся уже «Введении» он прямо заявляет: «Будем ли мы рассматривать производство и потребление как деятельность одного субъекта или как деятельность многих индивидов, они во всяком случае выступают как моменты такого процесса, в котором производство есть действительно исходный пункт, а потому также и господствующий момент»⁵²). Потреблению же он отвел, как мы теперь знаем, только сугубо подчиненную роль, выразившуюся в придании ему статуса своеобразного модификатора самого первично учитываемого труда при преобразовании последнего в форму общественно необходимого. (А на словах опять же просто-напросто вообще вывел его за рамки экономической науки, ибо в том же «Введении», например, вполне недвусмысленно утверждается, что «потребление ...лежит, собственно говоря, вне политической экономии...»⁵³.)

Во многих случаях, однако, такой подход оказался вполне приемлемым для более или менее адекватного описания реально разворачивающихся процессов (ведь главным процессом , изучаемым экономической теорией, является все-таки именно производство, точно так же как, впрочем, главным космическим телом для человечества всегда оставалась сама Земля, что нисколько не мешает ему, тем не менее, признавать последнюю лишь одной из многих зависимых планет, обращающихся вокруг единого центрального светила). Но рано или поздно, как и в случае с геоцентрической системой, начали сказываться неизбежные неудобства подобного асимметричного взгляда на мир, приводящие к ошибкам и, как следствие, ограничению возможностей самой теории. Ведь приоритет в отмеченном ряду экономических процессов принадлежит все-таки именно потреблению, т. к. во имя него и ведется, в конечном счете, любое производство. (Потребление первично уже потому, что если производство без потребления является бессмыслицей, то последнее в принципе может существовать и без производства. Например, в случае полностью готовых от природы благ. Как абсолютно верно заметил сам наш автор в том же «Капитале», «с первого дня своего появления на земном шаре человек должен потреблять ежедневно, ПОТРЕБЛЯТЬ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН НАЧНЕТ ПРОИЗВОДИТЬ...»⁵⁴!).

Поэтому дальнейшим естественным шагом в развитии науки должен был стать (и действительно стал) подобный коперниканской научной революции переворот экономической мысли с головы на ноги, поставивший именно потребление (и определяемое им понятие полезности) в центр экономической проблематики. Решающую роль в решении указанной задачи сыграл, как известно, возникший в последней трети девятнадцатого - первой трети двадцатого веков маржинализм, хотя примат потребительной стоимости был свойственен, как мы видели, еще учению Аристотеля. Да и позже эта мысль никогда не покидала экономистов, проявившись наиболее ярко в семнадцатом веке, например, в трудах Барбона, а в восемнадцатом – Тюрго. Маржинализм, таким образом, лишь завершил собой очередной виток в спирали развития экономической теории, в ходе которого она последовательно прошла этапы сначала отрицания ведущей роли полезности, как это имело место в трудах большинства авторов классической школы, творивших в конце восемнадцатого - начале девятнадцатого веков, а затем повторного возрождения названной очевидной мысли, но уже на совершенно новом уровне анализа.

Но ни маржинализм, ни все ранее сказанное отнюдь не перечеркивают, как уже говорилось, исторического и собственно непреходящего научного значения теории К. Маркса, ибо труд (и производство в целом) в любом случае остаются важнейшими факторами, подлежащими первоочередному учету всякой целостной системой экономических взглядов на мир. Сам маржинализм, подчеркнем, потому так и не стал до конца таковой, хотя связанные с ним успехи, конечно, не оспоримы, что, приобретя, несомненно, в одном - в осознании собственно ведущей роли потребительной стоимости, незаслуженно приниженной до него и забытой, потерял, однако, в никак не менее важном другом - во многом утратил само марксово понимание стоимости трудовой, которое мы считаем, повторим еще раз, главной научной находкой нашего автора и, соответственно, самым ценным теоретическим феноменом марксизма!

Спираль развития теории совершила очередной оборот, пройдя на сей раз через этап необоснованного отрицания уже именно важнейшей роли собственно трудовых затрат, как отдельной, имеющей принципиально самостоятельное значение, особой составляющей производственной стоимости в целом. И теперь жизнь настоятельно требует возврата этой ключевой категории, являющейся ядром классического подхода, в лоно современной науки (что пытались уже частично осуществить неорикардианцы, но пока, к сожалению, неудачно). Именно в соединении названных двух важнейших достижений теоретической мысли, развитых в рамках соответственно классической (включая Маркса, у которого концепция трудовой стоимости получила наиболее полное окончательное завершение) и неоклассической школ, и состоит, по нашему глубокому убеждению, сама суть дальнейшего прогресса в области экономического мировоззрения. Еще только ожидающего своих Кеплера и Ньютона для придания окончательной завершенности экономической картине мира.

 

П Р И М Е Ч А Н И Я

К предисловию:

1. Ленин В. И. Полн. Собр. соч. 5-е изд. Т.23, С.45.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.19, С.209.

3. Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т.17, С.17.

4. Там же. - Т.23, С.43.

К первой главе:

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.23, С.48.

2. Там же.

3. Там же. - С.43-44.

4. Там же. - С.419.

5. Там же. - С.44.

6. Там же. - С.46.

7. Там же. - С.178.

8. Там же. - С.181.

9. Там же.

10. Там же.

11. Там же. - С.203.

12. Там же. - С.181.

13. Там же. - Т.24, С.244.

14. Ожегов С. И. Словарь русского языка. - М.: «Русский язык», 1983. - С.543.

15. Там же. - С.89.

16. Там же. - С.543.

17. Там же. - С.89.

18. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.23, С.182.

19. Там же.

20. Там же.

21. Там же. - Т.22, С.207.

22. Там же. - Т.23, С.204.

23. Там же. - С.184-185.

24. Там же. - С.181.

25. Там же. - Т.20, С.547.

26. Там же. - Т.23, С.227.

27. Там же. - Т.16, С.148.

28. Там же. - Т.23, С.VII-IX.

К приложению к первой главе:

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.46. ч.1, С.17.

2. Там же. - С.17-18.

3. Там же. - С.21.

4. Там же. - Т.23, С.44.

5. Там же. - С.49.

6. Там же. - С.43.

7. Там же.

8. Там же. - С.51.

9. Там же. - С.44-45.

10. Там же. - С.45.

11. Там же.

12. Там же. - С.70.

13. Там же.

14. Там же. - С.68.

15. Там же. - С.69.

16. Там же. - С.44.

17. Там же.

18. Там же.

19. Там же.

20. Там же. - С.45-46.

21. Там же. - С.46.

22. Там же.

23. Маршалл А. Принципы экономической науки. - М.: Издательская группа

«Прогресс», 1993. - Т.1, С.143.

24. Ожегов С. И. Словарь русского языка. - М.: «Русский язык», 1983. - С.683.

25. Там же.

26. Там же.

27. Там же. - С.777.

28. Там же.

29. Там же. - С.683.

30. Там же.

31. Маршалл А. Принципы экономической науки. - М.: Издательская группа

«Прогресс», 1993. - Т.1, С.197.

32. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.13, С.13.

33. Там же.

34. Там же. - С.28.

35. Там же.

36. Там же. - С.14.

37. Там же. - Т.26. ч.2, С.182-185.

38. Там же. - Т.23, С.47.

39. Там же. - С.70.

40. Ожегов С. И. Словарь русского языка. - М.: «Русский язык», 1983. - С.683.

41. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.13, С.13.

42. Там же. - Т.23, С.58-59.

43. Там же. - С.47.

44. Там же. - С.51-52.

45. Там же. - Т.13, С.21-22.

46. Там же. - С.22-23.

47. Там же. - Т.23, С.49.

48. Там же. - Т.13, С.48.

49. Там же. - Т.23, С.47.

50. Там же. - С.49.

51. Там же. - Т.13, С.14.

52. Там же. - Т.46. ч.1, С.30.

53. Там же. - С.25.

54. Там же. - Т.23, С.179.

Вопросы, на которые предлагается ответить каждому заинтересованному специалисту

---------------------------------------------------------

1. Считаете ли вы, что марксизм по прежнему находится в ряду важнейших мировых экономических учений, заслуживающих не только ретроспективного исторического взгляда, но и вполне научного анализа?

Если нет, то почему? Если да, то:

2. Считаете ли вы необходимым и возможным процесс полного или частичного его пересмотра в свете последних достижений экономической науки, в частности - маржинализма?

Если нет, то почему? Если да, то:

3. Считаете ли вы, что столетнее существование марксизма параллельно с упомянутым маржинализмом говорит о трудностях их взаимной адаптации и, в частности, о наличии в марксизме глубоко скрытых внутренних факторов, препятствующих его переосмыслению на современной основе.

Если нет, то почему? Если да, то:

4. Считаете ли вы актуальным поиск таких факторов с целью устранения препятствий для творческого развития марксизма?

Если нет, то почему? Если да, то:

5. Согласны ли вы, что между производственной (трудовой) стоимостью и стоимостью потребительной должна существовать причинно-следственная связь, причем для ее реализации первая должна характеризовать именно прошлую жизнь товара, а вторая - будущую?

Если нет, то почему? Если да, то:

6. Согласны ли вы, что производство и воспроизводство - это принципиально разные понятия, и определение трудовой стоимости через последнее противоречит самим принципам причинности?

Если нет, то почему? Если да, то:

7. Согласны ли вы, что ввод Марксом воспроизводства в определение трудовой стоимости именно рабочей силы логически ниоткуда «не следует» и фактически противопоставляет ее всем прочим товарам?

Если нет, то почему? Если да, то:

8. Согласны ли вы, что такой шаг отрывает трудовую стоимость названного товара от его же потребительной стоимости и потому делает первую во многом произвольно декларируемой величиной?

Если нет, то почему? Если да, то:

9. Согласны ли вы, что упоминаемый Марксом «моральный и исторический элемент» здесь не причем, ибо в равной степени присущ экономическим характеристикам всех товаров вообще?

Если нет, то почему? Если да, то:

10. Согласны ли вы, что предлагаемое самим Марксом обоснование справедливости своего обращения к воспроизводству именно в отношении одной только рабочей силы содержит в себе логическое противоречие в виде противопоставления одного из свойств живого человека - его способности к труду - ему самому, ибо производство или воспроизводство первой может состоять только в производстве же или, соответственно, воспроизводстве второго?

Если нет, то почему? Если да, то:

11. Согласны ли вы, что утверждение о данности живого индивидуума в целом бессмысленно и ничем не помогает преодолению предыдущего противоречия?

Если нет, то почему? Если да, то:

12. Согласны ли вы, что вскрытая нами исходная нелогичность К. Маркса в виде подмены им основополагающего понятия производства в формуле для трудовой стоимости рабочей силы на совершенно иное по своей сути понятие воспроизводства предварительно доказана и может рассматриваться как действительно ключевое звено в понимании главных бед марксизма? Согласны ли вы также с утверждением о полезности и новизне самого данного исследования?

Примечания.

1.Просьба в своей аргументации при возможном отрицательном ответе на тот или другой вопрос не использовать ссылки на следующие, более высокие уровни теории (например, концепции обмена, заработной платы и т. д.), которые якобы вступают в противоречие с нашими выводами. Такие аргументы не могут быть признаны корректными, ибо ничего не доказывают по существу - логическая правомерность любых научных утверждений (теорем) должна проверяться лишь с позиций более фундаментальных по отношению к ним посылок, выступающих в форме соответствующих аксиом. Если последние верны и логика неоспорима, то несоответствие возможных выводов существовавшим ранее представлениям свидетельствует об ошибочности в первую очередь самих этих представлений. В противном случае требуется обосновать ложность самих аксиом или доказать неправоту соответствующей логики.

2.Содержащаяся в приложении информация в целом носит вспомогательный характер и может специально не обсуждаться. Но если ее обсуждение будет сочтено все же целесообразным, то  также желательно производить его в определенной логической последовательности, поочередно затрагивая каждую из освещаемых в упомянутом приложении проблем (и с обязательным соблюдением при этом предыдущей просьбы).